После разгрома немецких полчищ под Сталинградом, наша 16-я Воздушная армия вошла в состав, только что образованного Центрального фронта. В феврале 1943 года войска Центрального фронта дислоцировались по соседству с Брянским и Воронежским фронтами. В первых числах марта наша 220-я ИАД вела бои по направлению Орла, а в конце марта готовились к боям в направлении Курска. Закончилась одна жестокая схватка с врагом, началась новая. Наш полк в течение всего марта вёл воздушные бои по железнодорожным узлам Орловского направлений, штурмовали дороги, по которым двигались войска противника к фронту, ходили в разведку и обнаружив резерв и войска противника на поле боя, обрушивали на них огонь, прикрывали наши войска, сопровождали бомбардировщиков.

После разгрома немецкой группировки под Сталинградом в корне изменилась обстановка на советско-германском фронте. Наша армия прочно овладела инициативой в борьбе с врагом. За нашими плечами был большой опыт и мастерство ведения воздушного боя. Немцы всеми силами старались взять реванш, как-то исправить положение в войне после поражения под Сталинградом. Но мы тоже стали другими, научились воевать и разгадывать замысел врага. И замысел немцев окружения наших войск, находившихся на Курском выступе, был нами разгадан и план их провалился. Им не помогла даже их новая грозная техника.

Наши войска заняли оборону под Курском. Затишье длилось уже 3 месяца, мы проводили всестороннюю подготовку к предстоящим боям. Проводились тренировочные полёты. Во всех полках нашей 1-й Гвардейской истребительной авиационной дивизии шли тактические конференции. В штабе дивизии полковник Утин проводил конференцию, где выступал с выводами прошедших боёв, об использовании нашей авиации в борьбе за господство в воздухе.

На конференции делились опытом лучшие лётчики. Командиры полков и эскадрилий делились умением побеждать врага. Особенно много уделялось внимания молодому лётному пополнению. Короче говоря, работа кипела, всё было распланировано до минуты. Мы уже знали, что перед нашей 1-й Гвардейской ИАД поставлена задача - прикрытие наших войск и тыловых объектов. Мы знали, что враг ещё силен и с этим нельзя было не считаться.

Немцы применяли атаку за атакой, пытаясь прорвать нашу оборону в районе Понырей. Так же, как и раньше, нередко приходилось вести воздушный бой с превосходящими силами противника. Был такой случай: мне было приказано группой в 15 самолётов Як-1 прибыть в район Хмелевое. И как только мы прибыли, через несколько минут появились до 40 немецких самолётов Ме-110. В это время мы уже имели на вооружении радиостанции наведения. Получив команду по радио, мы решили внезапно атаковать врага. Немцы не ожидали такого оборота, они беспорядочно сбросили свой смертельный груз и быстро вышли из боя. Потом мне передали по радио со станции наведения, что севернее Ольховатки обнаружено до 50 самолётов противника - несколько групп Ю-88 и Ю-87. Я немедленно свою группу направил в этот район. В результате этого боя противник не досчитался ещё 8 самолётов.

Ольховатка - Поныри... В этом районе противник напрягает все силы, стараясь прорвать оборону советских войск. Перед авиацией 16-й Воздушной армии, перед лётчиками нашего полка, была поставлена главная задача - прикрыть наши наземные войска, не допустить прорыва немецких бомбардировщиков в распоряжение наших войск.

Во время войны, ведя ожесточённые бои, наше командование как-то ухитрялось проводить учение, тактические конференции. Помню перед наступлением на Курск, в одном из вечеров у нас состоялся митинг. На нём выступили наши прославленные асы, одарённые, с большим опытом лётчики, такие как: Ратников, Голубкин, Моторный, Балюк и другие. Они доложили о готовности лётчиков выполнить любое задание Родины.

А митингу этому предшествовало такое событие... Как-то в перерыве между вылетами из политотдела дивизии принесли обращение Военного совета 13-й Армии к лётчикам 16-й Воздушной армии, где Военный совет от лица наземных войск выражает горячую благодарность всему лётному составу за активную поддержку с воздуха. Все мы знали, что главная наша задача - уничтожение вражеских бомбардировщиков. А после Обращения Военного совета 13-й Армии мы поклялись, что приложим все силы к тому, чтобы очистить небо над нашей Родиной от фашистских стервятников.

Конечно, все мы понимали, что с появлением станции наведения нам стало легче ориентироваться в воздушной обстановке. Они, дежурные на станции наведения, подробно нас информировали о появлении вражеской авиации и точное место нахождения врага, да и "земля" хорошо слышала все команды ведущих групп самолётов и тоже хорошо знали обстановку в воздухе. Мы все были благодарны этим станциям наведения, это было для нас большое удобство. Мы знали в каком районе действий находятся наши самолёты, их боевую обстановку и кому нужна срочная помощь.

Хочется рассказать об одном из многих воздушных боёв. Восьмёрке, ведомой Ратниковым, пришлось встретиться с несколькими десятками "Юнкерсов" и "Хейнкелей". С пункта наведения стали руководить воздушным боем, своими командами помогая группе Ратникова прицельно вести бой, более грамотно и неожиданно атаковывать врага. В воздухе, в это же время, был со своею восьмёркой и Иван Моторный. Он также приготовился к бою. Решение принял такое - бить врага парами при выходе их из облачности, атакуя внезапно и неожиданно. Я в это время с 14 экипажами находился в районе Саборовка - Поныри, принял сигнал со станции наведения, что возле Ольховатки на высоте 500 - 1000 метров находятся 16 Ю-88, немедленно устремился со своею группой в этот район. Зная точно обстановку в воздухе, нахождения авиации противника, наши истребители разметали и разбили самолёты врага. В первой же атаке мне, Логачеву, Голубкину и Филимонову удалось зажечь 4 бомбардировщика врага.

После небольшого перерыва в этот день, я снова повёл свою группу истребителей в тот же район действия. И снова мы устремились на встречу с врагом, начался воздушный бой, немецкая авиация всячески стремилась перехватить нас и вытеснить из района боя, отвлечь и увести в сторону от своих бомбардировщиков. Приём не новый, но хитроумный. Я без труда разгадал их замысел. Четвёркой связал их боем и заставил уйти самолёты противника из района Ольховатки, а основным составом группы атаковал "Юнкерсов".

Запомнился мне ещё один воздушный бой. Это было в первых числах июля 1943 года. Мне и моей группе из 15 лётчиков пришлось вести бой с 90 "Юнкерсами" и "Мессершмиттами". Трудно было, но я помнил свою заповедь о том, что исход боя решает не тот, кто сильнее, а тот кто хитрее. В этом сложном случае нужно было брать врага только хитростью, умелым ведением боя, смелыми и неожиданными атаками. Короче говоря, мы и в этом бою одержали победу над такой махиной противника, удалось заставить немцев сбросить бомбы не доходя до цели. В этой схватке немцы потеряли 8 самолётов и их план нанесения бомбового удара на наши войска, был нами сорван.

В середине июля 1943 года мне было приятно сообщить своим родителям о делах на фронте. Сообщил я им и о своих победах в боях над Курском, где мне удалось сбить 5 самолётов противника. Ещё 1 подожжённый мною "Мессер" ушёл на вражескую территорию, его судьба мне неизвестна.

В течение последних дней немцы много потеряли своих самолётов. Но и не только самолётов. Немецкие фашистские войска потеряли и возможность вести наступление в стратегическом плане до конца войны. Но мне хочется вернуться назад и более подробно остановиться на начале операции "Курская дуга", более подробно описать те события, которые произошли в марте 1943 года.

В конце марта мы прилетели полком на аэродром Черновы. Морозы слабели. Аэродромы раскисали и вести боевые действия в таких условиях было трудно. И вот в этих Черновах произошло знаменательное событие. Но это потом, а до этого мы вылетели в Курск Восточный и с ходу приступили к боевым действиям. Немецкая авиация в эти дни на этом участке активности не проявляла. Здесь мы впервые встретились с новым немецким самолётом ФВ-190. В боевых действиях мы испытывали трудности главным образом в ориентировке полёта. Это полностью зависело от Курской магнитной аномалии. Особенно это сильно ощущалось с высоты 1500 метров и ниже, главным образом восточнее и северо-восточнее города Курска. Чтобы избежать потерю общей и особенно дальней ориентировки, нам пришлось тщательно изучить район полётов. Особенно было трудно ориентироваться сверху в весенний период и трудно выйти на свой аэродром.

Правда, аэродромы Курска - Восточный и Западный не приходилось долго разыскивать, потому что было достаточно площадных и местных ориентиров. А что касается аэродромов Фатека - Боево и других, мы разыскивали с трудом, не говоря уже о немцах. Они до конца Курской битвы не знали наших аэродромов, тем самым подвергая себя внезапным ударам нашей авиации.

На наших полётных картах было всё учтено, и магнитные отклонении, но чтобы компас совершенно не показывал курса, такого не было. Главным образом ориентировались мы по солнцу, местным предметам, скорости времени полёта. Как-то раз, проведя воздушный бой в районе Орла - Поныри, я вернулся со своим ведомым на свой аэродром, без труда найдя его. Ведомый долго ещё выражал своё изумление, что мы так быстро нашли свой аэродром. Его можно было понять и он был прав, если брать во внимание то, что этот полёт у него был первым, да ещё провели воздушный бой, как говорится, ничего не видя, да ещё при таком вращении компаса. Но для меня этот бой и посадка были не новы, район хорошо изучен, да и я был уверен, что посадку произведу в нужном месте.

Был ещё такой случай. Мы с ведомым пересекли линию фронта. Я заметил, что к нам подходят, маскируясь, пара ФВ-190. Когда я сделал разворот в их сторону, чтобы принять бой, то понял, что мой ведомый не заметил вражеские самолёты, хотя они от него были в нескольких сотнях метрах, и мои замечания не отражались на его осмотрительности, а это могло привести к трагическим последствиям.

Были такие случаи в первые дни боёв под Курском, даже предупреждения по радио до некоторых не доходило. Но это вначале. А в общем, надо сказать, большинство лётчиков полка и особенно эскадрильи, которой я командовал, были осмотрительны и внимательны, серьёзно относились к советам, изучали все ориентиры данной местности, совершая полёт на низкой высоте сами определяли свой аэродром. Лётчики знали, что если не выполнить строгие требования в отношении ориентации, чего доброго, приземлишься на вражеский аэродром. Об этом страшно подумать, попадёшь в плен...

В середине мая был определён аэродром в 18 км от линии фронта и мы должны были там сосредоточиться и готовиться к сражению. Этот полевой аэродром настолько был хорошо замаскирован, да ещё плюс магнитная аномалия, что Иван Парфирьевич Моторный и я решили вначале сами познакомиться с ним, разведать и изучить ориентиры подхода к новому аэродрому, а потом уже вести группы на него. Первый вылет окончился полной неудачей, так как заданного аэродрома мы не нашли и вернулись обратно уже на исходе горючего. И опять стали готовиться к очередному вылету тщательно, ещё раз проверили маршрут визуального полёта.

Трудность заключалась в том, что полёт мы должны произвести скрытно, то есть на малой высоте. Второй полёт закончился тоже не совсем удачно. Аэродром нового базирования мы опять не обнаружили и были вынуждены произвести посадку на аэродром базирования По-2, а затем узнали где находится населённый пункт, интересующий нас. Он оказался в 5 км от аэродрома базирования По-2. Прибыли на аэродром, осмотрев его и убедились, что это был самый настоящий аэродром засады, как определил наш командующий 16-й Воздушной армии генерал Руденко. В последствии мы благополучно перебазировали туда весь свой полк и успешно вели боевую работу с него в период боёв на Курской дуге.

Но вернёмся на аэродром Черново. В апреле 1943 года всем составом дивизии принималась Гвардейская присяга по случаю присвоения дивизии и её полкам наименование Гвардейских частей. Это большое событие нас не могло не взволновать. Приклонив правое колено, мы повторяли за командиром дивизии полковником Утиным слова верности нашей Родине в борьбе с немецкими захватчиками, клялись беспощадно громить врага не щадя своей жизни. И мы выполнили эту клятву.

Спустя годы многое стирается в памяти человека, но основные детали, общие и острые моменты воздушных боёв, сражений с врагом, горестные моменты потери самых близких друзей - всё это остается навсегда. Правда, со временем о них говоришь уже не так темпераментно.

Как и обычно, когда готовились к крупным операциям, эти дни как-то проходили незаметно. Мы вели повседневную обычную боевую работу, проводили разведку войск противника, дежурили в готовности для прикрытия своих войск и готовности к отражению крупных групп самолётов противника, вели борьбу с разведывательными самолётами врага. Наш полк пополнился молодыми лётчиками, прибывшими из лётных училищ и запасных полков. Перед нами "стариками" стояла задача - научить их боевому мастерству ведения воздушного боя. Подготовка к основным боевым действиям заключалась в том, что мы должны были не создавать каких-либо перерывов в боевой работе лётчиков и систематически совершенствовать их выучку. Но уже перед началом Курско-Орловской битвы нас на несколько дней ознакомили с вариантами боевых действий.

1 вариант: если немцы начнут наступление, а это нам было необходимо, то мы должны их измотать и перейти в контрнаступление. Таким образом, эта задача для нас была одна и понятна.

2 вариант: если нашим войскам придётся наступать, что было весьма нежелательно, то для нас задача будет совсем другая.

Всё это было тщательно подготовлено на схемах и расписано каждому лётчику, группе, эскадрильи и полку. Но, в общем, суть боевых действий для нас сводилось к одному: постоянная готовность вести воздушный бой с превосходящими силами авиации противника, не допускать их пролёта в расположение наших войск и к тыловым объектам прифронтовой полосы, прикрывать свою бомбардировочную авиацию.

В период подготовки немцы провели воздушную операцию с целью нанесения удара по курскому железнодорожному узлу и шоссе. Это был мощный налёт бомбардировщиков противника с Орловского и Белгородского авиаузла. Но к нашему удивлению, до 500 самолётов противника ничего толкового не смогли сделать. В этом заслуга наших лётчиков-истребителей. От нашей истребительной авиации противник в общей сложности потерял 154 самолёта.

Сильный был воздушный бой под Курском, авиация противника была рассеяна. Что интересно, немцы уходили беспорядочно, на различных высотах вплоть до бреющего полёта. Наш полк был поднят именно в тот момент, когда враг удирал, это нам давало большое преимущество и моральное удовлетворение, и мы их продолжали гнать к линии и за линию фронта. В этом бою в общей сложности наш полк сбил 16 самолётов противника, не потеряв ни одного своего самолёта (были у нас только подбитые над городом Курском. Хоть имели и большие пробоины, но все вернулись на свой аэродром).

Над Курском в воздушном бою отличился лётчик старший лейтенант Николай Котлов. Я его знал ещё по Сталинградской битве, был он ранен в ногу, долго ходил с палочкой. Парень он был незаметный. А уж под Курском мы его узнали более подробно. Оказалось, что он волевой и смелый товарищ. Показал он нам в эти дни пример мужества. А было это так...

В одном воздушном бою под Курском он сбил сразу 3 самолёта противника Ю-88 и одного ФВ-190, но и сам был смертельно ранен. Без обеих ног он выбросился на парашюте,и приземлился на позиции зенитной артиллерии наших войск и скончался на руках наших воинов от большой потери крови.

5 июня 1943 года нам передали по радио о начале боевых действий противника. Была отличная погода. Начинался рассвет. Мы поднимались в воздух эскадрильями на отражение воздушного налёта противника на высоте 3000 - 4000 метров. Ещё не доходя до линии фронта мы заметили группу бомбардировщиков врага. В утренней дымке не было видно ни начала ни конца её. Мы с ходу вклинились в эту армаду самолётов и уже спустя несколько секунд отлично были видны результаты воздушного боя. То там, то здесь висели открытые парашюты с лётчиками со сбитых самолётов противника.

Было видно, как земля внизу вставала дыбом от взрывов бомб. И всё это происходило на переднем крае наших войск. Наши воины мужественно отражали атаки танков и воздушный налёт немецких бомбардировщиков. Я, как участник всех этих воздушных боёв, должен сказать, что по насыщенности авиации противника, по-моему, не уступала Сталинградскому сражению, с одной лишь оговоркой, что эти сражения, ожесточённые бои под Курском продолжались несколько дней (10-15 дней), и притом на довольно узком участке фронта.

Были трудности в первые дни - это сильная напряжённость: делали по 5-6 вылетов в день. Противник всеми силами стремился завоевать господство в воздухе. Но уже на 2-3 день, понеся большие потери стал вести себя осторожнее и сам боя не искал. В эти памятные дни, в тяжёлые дни сражения под Курском, из многих проведённых боёв, мне особенно запомнились три...

Первый: на рассвете 5 июня, когда сотни немецких бомбардировщиков шли к нашему переднему краю, их сопровождали ФВ-190. Самолётов было так много, что казалось им и нет конца. И вот я со своей восьмёркой "Яков" ринулся в сторону Ю-88. Но тут же нас атаковали истребители противника. Завязался ненужный для нас бой: нас было мало перед численным превосходством противника. Немецкие истребители всячески старались отвлечь нас от своих бомбардировщиков. В это время на большом участке шло ожесточённое сражение в воздухе сотни самолётов. То и дело появлялись белые купола парашютов, они очень хорошо были видны в туманной дымке в западной части этого пространства.

В этом бою Геннадий Дубенок сбил одного ФВ-190, но и сам попал под огонь. Пришлось ему прыгать с парашютом. Геннадию Дубенку в этот день особенно не повезло, так как воздушные бои шли весь день, с рассвета и до темна, и ему пришлось в этот день дважды возвращаться домой с парашютом в руках. Хотя Геннадий очень просился в бой, во избежание неприятности, к концу этого дня решили больше не пускать его на боевые задания.

Второй - Командующий 16-й Воздушной армии генерал Руденко, примерно 10 июня, позвонил по телефону командиру полка и потребовал выделить меня и направить в разведку переднего края противника. Обстановка была критическая. Когда я пришёл на аэродром, меня встретил командир полка, мы поздоровались. Он меня спросил: есть ли у меня карта? Я ответил утвердительно. Командир полка разъяснил мне поставленную задачу, а именно: от станции Поныри и далее на запад установить расположение линии фронта. Обстановка была неясная, не знали куда посылать штурмовую и бомбардировочную авиацию. Я решил лететь парой, так будет легче, чтобы не привлекать к себе внимание противника. Мне было приказано после разведки сразу же доложить результаты.

Через несколько минут мы были в воздухе. Энергично набираю высоту над своей территорией с расчётом затем на большой скорости и на низкой высоте войти в заданный район. Но едва набрали высоту 3500 метров, как 4 ФВ-190 стали заходить для атаки нас сверху. Мне же нужно было выполнить основную задачу, поставленную передо мною Командующим армии. Я дал команду ведомому, чтобы он уходил домой, прикрывшись небольшим кучевым облаком. Я же остался один против четвёрки ФВ-190. Имея уже достаточный опыт ведения воздушного боя, я решил перейти на вертикальный маневр. Они пошли за мною. В то время наши Як-1 были улучшенной конструкции и в своих качествах не уступали лётным качествам истребителям противника. В самый критический момент, когда четвёрка ФВ-190 увязалась за мною, я резко перевёл самолёт в набор и пошёл на петлю. И почему-то в это время мне захотелось посмотреть на себя в зеркальце, которое находилось на передней части фонаря для обзора задней полусферы самолёта. Я увиден самолёты противника на дистанции 100 метров. При такой перегрузки мой огонь был бы недействителен, вести прицельный огонь было бесполезно. Я снова посмотрел на себя в зеркало, лицо моё было немного бледное от сильной перегрузки. После того, когда я был в крайней точки петли, противник не вышел на вертикаль и расстояние между нами увеличилось.

Резким пикированием окончательно отрываюсь от них, выхожу из пике на высоте 500-700 метров и, к моему большому удивлению, вижу как ко мне приближается группа Ил-2 с истребителями, летевших в район станции Поныри. Быстро принимаю решение. Захожу в центр боевого порядка "горбатых". Сопровождающие их истребители недоверчиво на меня посматривают. Они, видимо, думали, что вот ещё один неизвестный трусишка хочет, чтобы его самолёт прикрыли... А у меня одна цель - подойти к линии фронта. Это мне удалось. Я знал, что через несколько минут Ил-2 перейдут в атаку на немецкие танки, которые были хорошо видны на некошеных полях.

Покидаю их боевой порядок. Перехожу на бреющий полёт. Теперь хорошо вижу и их войска и вражеские танки. Иду низко, учитывая рельеф местности. С правого борта вижу немцев, различаю даже их зелёное обмундирование, а слева наши окопы видны. Прошёл я, примерно, до деревни Самодуровка. Здесь пробитый ими выступ в нашу оборону кончается. Делаю левый разворот и иду на свой аэродром. Горючее у меня уже было на исходе...

В этом полёте я ещё раз убедился, что разведку надо проводить скрытно, малой группой, чтобы не привлекать к себе внимания противника. Прилетев на свой аэродром, я доложил по телефону Командующему армии о выполнении боевого задания, о разведке переднего края, о расположении войск противника. Генерал Руденко в конце моего доклада поблагодарил меня. За один этот полёт у меня осталось масса впечатлений. Даже 30 лет спусти я этот день очень хорошо помню.

Третий случай - штурмовая техника противника шла, наверное, уже на четвёртый заход. В это время мой самолёт сильно ударило, накренило, видимо получил прямое попадание При выходе из пикирования рулей и усилий только-только хватало. Я пошёл домой на свой аэродром. Мотор работал нормально, но консоль левого крыла была оголена и что-то чёрное виднелось из-под обшивки крыла. На минимальной скорости лететь можно было, единственно меня беспокоило, как бы удачнее произвести посадку самолёта, чтобы Як-1 не свалился на крыло при минимальной скорости. Но всё обошлось благополучно. Приземлился нормально, оказалось около метра не хватало крыла, а бензобак торчал из-под крыла, чернея своим протектором...

15 июля 1943 года в воинском звании "капитан" я принял командование 176-м истребительным авиационным полком. Мне в то время было 23 года, немного не хватало до 24 лет. Прибавилось работы. Если раньше я отвечал только за свою эскадрилью, то теперь, кроме ведения воздушных боёв, нужно было руководить полком, беспокоиться за личный состав, отвечать за всё в целом.

Спустя несколько дней, будучи уже командиром полка, мне позвонил начальник разведки дивизии и передал боевое распоряжение - вести разведку в районе: город Севск - хутор Михайловский - Конотоп. Нужно было найти расположение танков противника. Предполагалось возможное их появление с левого фланга Центрального фронта, но это нужно было точно установить с воздуха. Мы стали вести усиленно разведку данного района, но крупного скопления танков обнаружить нам не удалось. Начальник разведки дивизии, а наш 176-й ИАП входил уже в 283-ю дивизию, сидя в своём кабинете давил на меня, требуя найти расположение танков противника.

Однажды произошёл с ним крупный разговор. Он настойчиво требовал найти танки, которых мы нигде не могли обнаружить. Я же предложил ему вылететь вместе со мною, на двухместном истребителе в этот район, где предполагалось скопление танков противника и вместе разобраться что к чему. От полёта начальник разведки дивизии отказался, составшись на занятость, которая мне была ясна. Но мы кое-что уже знали. Нами было установлено, что этот район действий был насыщен немецкими войсками и даже нашими партизанами. Взяв с собою ведомого младшего лейтенанта Журбаса, мы вылетели в данный район. Пролетев Севск километров 40 на запад, я обратил внимание на скопление войск у опушки леса. Около небольшого лесного массива колонна машин подозрительно втягивалась в этот лесок. Мелькнула мысль и желание посмотреть, что там прячут и что там за войска. Своему ведомому приказал держаться от меня в стороне, чтобы не подвергнуть и его зенитному огню противника, рисковать так одному...

Сделав круг, я пошёл на снижение, чтобы с бреющего полёта разведать обстановку на опушке леса и в самом лесу. И тут я допустил большой промах, как разведчик, внезапность была исключена. Идя на бреющим полёте, 3-4 метра над опушкой леса я вдруг попадаю под сильный зенитный огонь. Я тут же почувствовал как затрясло мотор от удара снарядов. Хлынул бензин в кабину, крылья покрылись пробоинами, мотор стал давать перебои, обороты падали, я ещё ниже прижался к земле и вошёл в лощину.

В таком переплёте я редко когда бывал за время войны. Мысль работала быстро. Нужно было подобрать мотору нужный режим и постараться дойти до линии фронта. Скорость катастрофически падала. Пока иду на самой малой высоте. Самолёт слушается рулей управления, но мотор то обрезает, то снова забирает. Из зоны огня вышел, вижу ведомый идёт выше справа 300-400 метров. Дотянул до линии фронта, перелетел на свою территорию. С трудом, но всё же добрался я до города Севска, пересёк речку и вдруг мотор начал устойчиво работать. Набираю высоту, теперь понимаю, что острая опасность миновала, можно подумать и о посадке самолёта. Мне не были известны повреждения, единственное было желание - это дотянуть до аэродрома и благополучно выпустить шасси, тогда и посадка самолёта будет обеспечена. К моему счастью самолёт я посадил нормально и на свой аэродром. При посадке я понял, что отказали тормоза, но это не беда, самолёт около опушки леса остановился.

Смотрю, едет ко мне машина с инженером и техником. После осмотра самолёта инженер полка сказал, что "Як" подлежит списанию, так как все силовые узлы повреждены. В общей сложности техник самолёта подсчитал 60 пробоин...

Прошло немного времени и мы стали перебазироваться вперёд на запад. Вначале базировались в районе Глухово, а затем перебазировались под город Чернигов, где шли бои за освобождение этого города. Вскоре город был освобождён. Перед нами стояла задача прикрытие войск при форсировании Днепра и захвата плацдарма.

Обстановка в полку была такова: тылы отстали с продовольствием, зато было полное обеспечение боеприпасами и горючим. Отсутствие продовольствия заставляло нас промышлять в огородах, к нашему удовольствию вокруг нашего полевого аэродрома всюду были огороды, много было картошки. И вот вечером, упрятав самолёты в лесном массиве, разожгли поблизости костёр, напекли картошки. На огонёк к нам из леса стали выходить партизаны. Они, выполнив задания, шли в свой партизанский отряд, на место их базирования. Быстро завязалась оживлённая беседа, каждому было о чём рассказать и случаи были интересныв. Вместе с нами и партизаны поужинали. Шли партизаны в свой боевой штаб, который находился в это время в Чернигове. Многое они нам поведали о нелёгкой лесной жизни и боевых делах, а они и действительно творили чудеса в тылу врага. Все мы знали, что от их боевых действий земля горела под ногами захватчиков. Вскоре мы перебазировались дальше, немца гнали на больших скоростях и аэродромы мы меняли очень часто.

На всю жизнь я запомнил один случай, произошедший со мною под Курском. Тогда всё могло бы закончиться трагически, на закончилось благополучно. А случилось следуюшее... На рассвете 5 июля 1943 года немецкое командование подготовило свои войска к реваншу за разгром под Сталинградом. План фашистов был таков: одновременным сильным ударом с Белгорода на Орёл и Курск окружить и уничтожить советские войска в уступах Курской дуги. К этому периоду высшее командование Германии провело тотальную мобилизацию, забрав в армию стариков и 15-летних подростков. Всю боевую технику и живую силу противник бросил в этом направлении, чтобы успешно выполнить задуманный план. На земле и в воздухе разгорелись ожесточённые бои. А всё же господство в воздухе оставалось за советской авиацией.

50 дней длилась Курская битва. Много воздушных боёв провели лётчики 16-й Воздушной армии, в том числе и наш 53-й Гвардейский ИАП. В памяти фронтовой жизни остались яркие воспоминания воздушных сражений, которых было так много. Наши лётчики дрались с полной отдачей сил и энергии. Иногда приходилось делать по 7 боевых вылетов. Вот об одном из них мне и хочется рассказать, хотя этому вылету минуло около 35 лет, но я запомнил на всю жизнь до мелочей пережитое в том полёте.

Тогда, 5 июля 1943 года, я ещё был командиром эскадрильи, ведущим группы истребителей. Выполняя боевую задачу, вступил в воздушный бой с фашистами. Бой был весьма сложен техникой пилотирования. Я и моя группа сразу поняли, что дело имеем с опытными лётчиками. Воздушный бой шёл к концу, но фашисты бросили в бой новые резервы, их самолёты снова пополнялись, так как из прежней группы вражеских лётчиков многие уже были нами сбиты. Бой разгорался всё с большей силой, сопровождался многими мгновениями, сложностями, маневрами и огня. Нужно было до придела быть осторожным и внимательным, следить не только за действиями врага, но и за своими самолётами и в трудный момент приходить товарищу на помощь.

Большой у меня к тому времени был опыт, но всё же я попал в тяжёлый переплёт. Используя один из моментов, четвёрка самолётов противника окружили меня, решили в принудительном порядке заставить меня сдаться и сесть на их аэродром аэроузла города Орла. Расположились немцы так: двое по бокам, один в задней и один в передней полусфере. Я находился в центре этой вражеской группы, конвоировали они меня плотненько. Первое время я шёл смирно и уверенно, был уверен, что и из этого положения я выйду победителем, мысль работала лихорадочно, живым я вам не дамся. У меня была единственная цель - уловить момент и вырваться из воздушного плена. Как я их в это время ненавидел. Я весь напрягся. И вдруг мысль заработала с такою злостью, не знаю как всё это так внезапно получилось, я использовал ловкий маневр и вижу впереди себя самолёт противника. С ненавистью и злобой наживаю на все точки огня моего самолёта, сбиваю фашиста в передней полусфере и быстро перехожу в отвесное пикирование. Двое боковых вражеских лётчиков бросились за мною и столкнулись. Объятые пламенем, самолёты падали вниз, сверкая обломками. Оставшийся один фашист уже больше в бой не ввязывался, а полетел к себе, удирая на фарсаже.

Когда я вернулся на свой аэродром, меня встретил мой наземный большой друг (метеоролог полка ) капитан Алексеев Александр Фёдорович, он не был лётчиком, но был всегда мысленно с нами, даже тогда, когда мы в воздухе, он почти всегда на аэродроме, строго и внимательно следил за погодой, как-то определял её по облакам и течению ветра. Саша Алексеев, когда я вышел из кабины самолёта, бросился ко мне, обнял мена и только одно слово произнёс: "Жив!"

На аэродроме уже многие знали о случившемся со мною в воздухе. С Алексеевым мы как-то сдружились, Саша всегда переживал за меня, он часто встречал меня на аэродроме после воздушного боя. Любил я эти встречи и всегда на ходу бросал ему шлем и говорил: "Держи, Саша!". Часто вместе с ним проводили мы минуты отдыха перед очередным вылётом. Алексеев Александр Фёдорович дошёл до Берлина. После войны вышел на заслуженный отдых и жил в городе Кирсанове. Приходилось нам встречаться с ним и в Минске, где жил его сын. При встрече всегда вспоминаем этот сложный воздушный бой. Такое забыть нельзя.

Часто вспоминаю и другой случай. Это тоже было под Курском. Как-то еду я на аэродром на полуторке со своим ординарцем Алексеем. Вдруг видим по дороге идёт молоденькая, на вид хрупкая девушка-партизанка и просит подвести. Я остановил машину, девушка села. Доехав до поворота на аэродром, остановили машину и она сошла, поблагодарив нас. Смотрел я на неё и думал, что она могла делать в этом суровом лесу, какой из неё воин. Я как бы с иронией спросил у неё о том, чем она занимается в отряде и как она воевала, на мой вопрос она не ответила, а просто расстегнула шинель и показала свою грудь, а там увидел два ордена Красного Знамени. Вот тебе и хрупкая девушка. Стыдно мне стало, что я так неправильно решил о её умении воевать. Этот случай я до сих пор помню до мельчайших подробностей.

Итак, задача по ликвидации плацдарма немецких войск на Курской дуге выполнена. Передышка наступила как-то незаметно. Всё реже слышна команда с КП о вылете на боевое задание. Штаб полка уже получил задание - суммировать боевые действия лётчиков нашего полка на Курской дуге. Мы знали, что скоро начнут изучать эту битву, открывшую светлые дали освобождения всей советской земли...

За Курской дугой было огненное небо Белоруссии. К 18 августа 1943 года был ликвидирован весь Орловский плацдарм противника, завершился второй этап Курской битвы. Оценивая итоги боевой работы авиации в Курской битве, Совинформбюро сообщало 19 августа 1943 года следующее: "В ожесточённых воздушных боях над Таманским полуостровом и в битве на Курской дуге было окончательно опрокинуто былое превосходство немецкой авиации в воздухе". В Курской битве участвовали сотни крылатых богатырей, преумноживших славу советской авиаций. В нашем полку и дивизии их было немало.

Прежде чем начать описание боевых действий в Белоруссии мне хотелось бы остановиться на деятельности командующего 16-й Воздушной армией Сергее Игнатьевиче Руденко. Всем понятное волнение и во время войны и в мирное время, в ожидании прибытия начальства в свою часть. Но как ни странно, я и особенно лётный состав нашего полка, с большой радостью встречали его. Все знали, что Сергей Игнатьевич любил порядок во всём, не будет делать разноса, а поможет спокойно устранить недостатки, правильную расстановку самолётов и их маскировку. Он всегда заботливо и внимательно относился к личному составу.

Мне часто приходилось встречаться с Сергеем Игнатьевичем Руденко и наблюдать за его боевой деятельностью под Сталинградом, во время Курско-Орловской операции, в Белоруссии, где я уже командовал полком, и надо откровенно сказать, что С. И. Руденко своими советами, контролем, правильной требовательностью, во многом мне помогал, направлял боевые действия нашего полка. Он часто посещал наш полк не только в Белоруссии, но и в Висло-Одерской и Берлинской орерации. Командующий часто бывал на аэродромах где базировался 176-й истребительный авиационный полк.

Помню, в начале июня 1944 года командующий прилетел на аэродром Речица. После короткого рапорта о состоянии полка, генерал-лейтенант С. И. Руденко осмотрел внимательно рассредоточение самолётов, их маскировку, состояние лётного поля и расположение КП. Посмотрел на табличку, что висела на двери КП, на которой было написано: "Вход на КП разрешается только командованию полка". И посоветовал эту табличку снять, а кого на КП пускать, это уже дело командира полка. Потом он поинтересовался настроением личного состава полка, особенно его интересовало состояние и настроение лётчиков. Я ответил, что наш полк по возрасту лётчиков самый молодой и настроение у всех отличное. Командующий внимательно посмотрел на меня и ничего не сказал. У нас в полку действительно была одна молодёжь, мне тогда было 24 года. Он вникал во всё, проверил готовность полка, ознакомился подробно с обеспеченностью и перешёл к питанию личного состава полка. Я пригласил командующего пообедать с лётчиками, на что он охотно согласился. После обеда, когда мы шли к его самолёту, он заметил, что лётчиков кормят неплохо. Погода стояла тёплая, хорошая, самолёт был готов к полёту. Приняв доклад от техника самолёта, С. И. Руденко сел в кабину, запустил мотор, зарулил и умелыми действиями поднял машину в воздух, пошёл на низкой высоте.

В это время мы все на легких самолётах старались ходить именно на низкой высоте - это более безопасно, потому как в небе часто появлялись вражеские самолёты-"охотники", что базировалиь под Бобруйском. Вскоре после убытия командующего из нашей части, пришла шифровка примерно такого содержания "Командиру 176-го полка иметь в постоянной готовности двухместный истребитель Як-7 для выполнения специального задания. Но мало ли бывает подобных указаний из штаба дивизии начёт использования "спарки". Мне и в голову не приходило, что командующий 16-й Воздушной армией готовил себе самолёт для другой цели... Конечно, ему тогда было известно начало Белорусской операции. И вот буквально за 15-20 дней самолёт был готов.

Но вот долгожданные события наступили, 23 июня войска нашего 1-го Белорусского фронта перешли в наступление. После Курско-Орловской операции наши войска стремительно продвигались вперёд к реке Днепр. Участвуя в составе 1-го Белорусского фронта, 16-я Воздушная армия вела воздушные бои на направлении Севск-Глухов, город Чернигов, Гомель, Речица. Трудно нам было угнаться за наземными войсками (в смысле перебазирования на новые посадочные полосы, которые нам предоставлялись штабом Воздушной армии). После освобождения города Чернигова и захвата плацдарма на правом берегу Днепра, а восточнее его находились наши тылы обслуживания, эти части обслуживания отстали и с питанием было несколько дней плохо. Но в последствии эти дни вспоминали с восторгом. Это было хорошее время, мы пекли картошку в кострах прямо недалеко от стоянок самолётов, в кругу своих офицеров, единой семьёй, всякие воспоминания, весёлые шутки, да ещё на огонёк гости из леса выходили.

Под Черниговом мы начали действовать в сумерках и даже ночью, так как авиация противника не решалась действовать активно днем, а выходила к плацдармам и переправам в сумерках и наносили бомбовые удары по нашим войскам. Пришлось вспомнить опыт лётчиков в боях в Испании, быстро готовилось импровизированное стартовое оборудование из костров и противней с масленой ветошью. Как только наши истребители появились ночью и провели бой над плацдармом во взаимосвязи с зенитной артиллерией, немецкая бомбардировочная авиация прекратила эшелонированные действия ночью.

Мне как-то пришлось первому подняться на истребителе для отражения налёта вражеской авиации. Было почти темно, но верхняя полусфера неба ещё просматривалась. "Юнкерсы-88" в эту ночь производили налёт на переправу. Не имея никаких данных и слыша незнакомый гул моторов, мы проехали с лётным составом вдаль стоянки. Я остановил машину, техник был около самолёта и готовил его на следующий день. Узнав, что лётный состав сейчас должен вылелать на боевое задание, техник всё понял (на фронте не надо долго разъяснять). Без лишних слов, самолёт в несколько секунд был готов. Я одел парашют, запустил мотор, вырулил, на ходу отдал приказ, чтобы готовили ночной старт. Начальник штаба и лётный состав принялись за дело. Я взлетел. Группа из 9 "Юнкерсов" только что сбросила бомбы с высоты 3000 метров. Я быстро стал набирать высоту, как вдруг заметил, что ещё одна группа противника подходит к переправе (на фоне зорьки было хорошо видно строй ещё одной девятки). Подстраиваюсь к ним с задней полусферы. Мне надо было как можно быстрей дать себя обнаружить, чтобы начать бой, отвлечь их внимание от цели и помешать прицельному бомбометанию.

Подойдя к группе на дистанцию 1000 - 800 метров, я открыл огонь по последнему самолёту противника. Вся группа, увидев горизонтальную трассу моих пушек и пулемётов, открыла со всех бортов огонь. Наша зенитная артиллерия не заставила себя долго ждать, открыла ответный огонь по самолётам противника. Находясь в хвосте группы противника, я почувствовал как мой самолёт вздрогнул от разорвавшихся рядом двух зенитных снарядов. Одна машина противника загорелась, все остальные "Юнкерсы" стали разгружаться, сбрасывая беспорядочно бомбы. Самолёты противника в воздухе почти не просматривались, но по зенитным разрывам можно было определить направление их полёта.

Я вышел из боя не видя в темнате самолётов противника. С трудом мне удалось отыскать свой аэродром. Там горели два костра и была дана зелёная ракета, указывая направление посадки. Я нормально приземлился, но разбег моего самолёта кончился почти у самого края стоянки. Лётчики ждали меня, чтобы ехать на отдых в ближайшую деревню, где мы расположились.

После моего ночного полёта, мы стали готовить экипажи хороших лётчиков для полётов в сумерках и ночью. Интересно отметить то обстоятельство, что никто в полку, в том числе и я, ночью до этого не летали. На следующий день я с начальником штаба полка вылетел в район переправы и плацдарма для организации взаимодействия боя между истребительной авиацией и зенитной артиллерией. Мы очень быстро договорились, спланировали совместные действия. Договорились так, что зенитная артиллерия будет бить по головным самолётам противника, таким образом воздействию огня подвергнется весь строй. На том было и решено. Но к сожалению самолёты противника перестали ходить ночью, кроме отдельных разведчиков.

Освобождать Белоруссию мы прибыли после Сталинградской и Орловско-Курской операций, имея за плечами богатый опыт в борьбе с фашистской авиацией. В конце 1943 года, командуя полком, который входил в состав 283-й ИАД, приходилось нам участвовать в освобождении правобережия реки Днепра в районе города Чернигова, а затем городов Гомеля и Речицы. Первые дни мы вели бои местного значения. Наше соединение имели задачу прикрывать с воздуха войска 65-й Армии генерала Батова, обеспечивать боевые действия 2-й Гвардейской Сталинградской штурмовой дивизии и прикрывать железнодорожный мост через реку Днепр в районе города Речица. Основное место базирования было вблизи города Речица, от линии фронта 10-15 минут полёта. Наземные части 65-й Армии проводили частые операции, вели бои местного значения, к этому делу привлекали штурмовую авиацию и, конечно, истребителей.

Как-то в конце марта I944 года разгорелся бой в районе населённого пункта Горваль. Этот район был сильно оснащён зенитной артиллерией противника, кроме того с Бобруйского авиационного узла поднимались ФВ-190, иногда были жестокие и горячие бои между нами и авиацией противника. В этом бою мы прикрывали восьмёрку наших штурмовиков, которую вёл подполковник Скляров - Герой Советского Союза. В их части были отличные мастера своего дела, всегда выполняли задания успешно, чувствовалась закалка Сталинграда. Немцы свою авиацию в этом районе использовали компактно, ходили группой от 6 и до 12 самолётов. Но мы, используя своё преимущество в воздухе и качество нашей лётной техники, ходили на задания чаще четвёркой и редко группой до 6 самолётов.

Наша четвёрка, которую я вёл и прикрывал действия штурмовиков, над Горвалем завязался бой с 8 ФВ-190. Противник всячески старался удержать строй своей восьмёрки. Мы связали их боем, увлекая в сторону от работающих наших штурмовиков. Моя ведущая пара, опытные летчики капитан Потёмкин и его напарник в выгодном положении атаковали ФВ-190. Вскоре им удалось поджечь ведущего. Боевой порядок истребительной авиации противника был нарушен и они стали уходить на Бобруйск. Маскируясь облачностью, я сблизился с одной парой ФВ-190, дал длинную очередь по ведомому. Не успел я выйти из атаки как самолёт противника взорвался. Так кончился этот короткий воздушный бой, задание было выполнено и мы все благополучно вернулись домой, на свой аэродром.

Кроме прикрытия штурмовиков, нам приходилось систематически вести разведку дороги и населённых пунктов на участке Бобруйск - Калинковичи. Помню такой случай. В феврале 1944 года со своим ведомым лейтенантом Листофоровым мы вылетели с аэродрома на разведку. Шёл снег. Видимость была плохая, и чтобы лучше ориентироваться, проходя мимо линии фронта, мы перешли на низкую высоту, летели бреющим, высота достигала до 50 метров. Вначале пересекли железнодорожную линию Жлобин - Мозырь, а затем промелькнула прямая дорога Бобруйск - Колинковичи. Погода несколько улучшилась. На одном из отрезков дороги шла колонна автомашин противника, до 40 штук.

После выполнения основного задания по разведке, я решил со своим ведомым атаковать эту автоколонну противника. Решили атаку обрушить на впереди идущие машины. После первой атаки, мы набрали высоту для того, чтобы снова повторить атаку, но тут я увидел результат своей работы: среди колонны яркую вспышку. Впереди колонны сразу несколько машин не оказалось на дороге, взрыв был очень мощный, даже мы ощутили как наши самолёты взрывной волной бросило вверх. Было явно, что в машинах находились боеприпасы...

Решили дальше продолжать свой полёт. Пролетев населённый пункт Паричи, я заметил, что по дороге движется небольшая колонна машин с пехотой (около 20 автомашин, не больше). Видимо нас с земли заметили, машины остановились и немцы все разбежались по обочинам дороги. Мы решили провести штурмовку. Вначале подожгли две машины, фашисты лежали смирно, прижавшись к снегу. Штурмовку проводили на низкой высоте и нам хорошо было видно чёрные мундиры (на снегу их обмундирование особо выделялось). Результаты штурмовой атаки мы не могли установить, но было видно, что снаряды из пушек ложились по цели. Сделав несколько заходов, мы стали уходить через населённый пункт. Мы были довольны результатами своего боя и выполнением разведки.

Было чистое небо, тишина, шли на бреющем. И вдруг, такая неожиданность: ударили "эрликоны" зенитной артиллерии противника, нас обстреливали со всех сторон. Ниже спускаться было опасно, могли зацепиться за дома или столбы, выше подняться - сразу собьют. Единственный оставался выход - резкий маневр по кругу. Наконец мы вышли из зоны зенитного огня противника. Только легли на курс домой, как на дороге обнаружили две остановившиеся бензоцистерны. Водители стояли около машин, не решаясь ехать дальше. После моего первого захода цистерна запылала. Разведка наша оказалась жаркой, в этот раз досталось немцам от нас. Но и наши самолёты пострадали. Когда мы прилетели на свой аэродром, техники обнаружили и доложили нам о пробоинах в фюзеляже и хвасте наших самолётов.

К лету 1944 года, перед освобождением Белоруссии, наш полк, особенно лётный состав, готовился основательно. Рядом с аэродромом организовали полигон с различными макетами и после каждого полёта, даже после боевого вылета, если оставались снаряды, делали 2-3 захода на эти мишени и учились меткой стрельбе по целям. Практиковали и стрельбу по воздушным шарам. Эти шары, заполненные водородом, красили в яркий цвет (чаще в чёрный), затем запускали. Лётчики находились в воздухе, наведение осуществлялось с земли. Увидя такой шар, лётчик должен был расстрелять его в воздухе над аэродромом, эта забавная картина кое-что давала для лётчиков, особенно в маневре и осмотрительности. И хоть какая-то, но была тренировка, учение для лётного состава, особенно для молодых лётчиков.

Молодое лётное пополнение во время войны систематически прибывало в лётные части. Но в нашем полку был костяк ветеранов полка, грамотные и замечательные люди, такие как заместитель командира полка, отличный лётчик Михаил Макаревич, погиб под Берлином, капитан Борис Потёмкин, Никитин и другие. Хороший был полк, работать было легко, все работали с полной отдачей и лётный и технический состав. В Белорусской земле, под Паричами, навсегда остался молодой парень лейтенант Журбас, погиб в воздушном бою. Не щадя жизни мы выполняли долг перед Родиной по разгрому фашистских войск в Белоруссии. Еще хочется остановиться и пару слов сказать о нашем замечательном инженере полка майоре Сорокине, под его грамотном руководством технический состав полка работал, как правило, на отлично.

Ведя бои воздушные местного значения, мы с нетерпением ждали наступления наших войск. И вот, 24 июня вступил в дело 1-й Белорусский фронт, фронты севернее нас уже вели боевые действия. Наступление развивалось очень быстро. 65-я Армия, прорывая оборону противника, шла на окружение Бобруйской группировки. Сверх наших ожиданий, немецкая авиация не проявляла активности, воздушные бои были редкими. Наша авиация имела полное превосходство.

Авиация 16-й Воздушной Армии нанесла сильный удар 23 июня 1944 года по окружённой немецкой группировке в Бобруйске. Наши войска шли быстрыми темпами вперёд. Уже на второй день Бобруйск был освобождён. По Белорусской земле наши войска гнали врага, уничтожали его всюду. Вот уже и Бобруйск позади, ликвидирован Бобруйский котел и вся южная группировка. Впереди Слуцк и Минск. Основная задача авиачастей 16-й Воздушной армии в этот период - преследование противника. Хотя в воздухе мы имели превосходство, но всё равно война есть война и нужно было бить врага упорно и вести бои грамотно, чтобы иметь меньше потерь личного состава.

Было много грамотных, бесстрашных лётчиков в нашем 176-м ИАП, на всех направлениях они проявляли умение и мужество. Хочется остановиться на молодом лётчике, младшем лейтенанте Галустяне, да и всё молодое лётное пополнение стремилось всячески уничтожать и гнать ненавистного врага с родной земли. Но я лучше о Галустяне скажу словами, написанными в книге "16-я Воздушная" (стр.188): "Большое мужество и стремление уничтожить врага во что бы то ни стало проявил коммунист младший лейтенант Галустян. Звено летчиков 176-го ИАП атаковало немецкого разведчика ФВ-189. Когда атаки не давали нужного результата, Галустян быстро сблизился с фашистским самолётом и ударом левой плоскости отбил у него правую часть фюзеляжа. "Рама" рассыпалась в воздухе. Галустян выбросился из повреждённого самолёта на парашюте".

Наша задача оставалась обычной: прикрывали наземные войска, бомбардировщиков и штурмовиков, сопровождали их. После разгрома немецкой группировки и освобождения Бобруйска, наши войска устремились на Слуцк и Минск. В эти дни прибыл к нам в полк командующий 16-й Воздушной армией генерал Руденко. Вот где ему понадобился двухместный истребитель. После моего доклада, командующий поставил мне задачу: произвести посадку на одном из передовых аэродромов штурмовой авиации. Я доложил командующему, что двухместный истребитель готов. Генерал Руденко поинтересовался у меня в какой кабине ему лететь? Конечно во второй, ответил я, он недовольно взглянул на меня. Как лётчика я его понимал, тем не менее, ему пришлось согласиться со мною.

Мне было приказано пилотировать самолёт и взять с собою пару надёжных лётчиков. Когда было всё готово, мы взлетели, взяв курс на Бобруйск через Паричи. С целью безопасности полёта, я перешёл ка бреющий. Но командующий постучал по ручке управления и приказал подняться выше. Видимость была 10 баллов, сплошная облачность. На высоте 2000 метров я подошёл под кромку облачности, думал, что там будет удобнее, на всякий случай облако рядом, можно уйти от преследования авиации противника. Только я об этом подумал и стал выполнять своё решение, как командующий приказал снизился до 300-400 метров. В это время наш самолёт находился над Бобруйском "котлом". Я сделал пологий разворот для того, чтобы командующий мог рассмотреть результаты работы его бомбардировочной и штурмовой авиации, которая отлично поработала.

У меня в памяти восстановилась картина одного боя: около 500 самолётов, поднятых генералом Руденко за 2 часа нанесли решительный удар по окружённым войскам противника Бобруйской группировки. И вот сейчас хорошо были видны результаты боя, работы авиации, на узком участке было такое награмождение техники противника, превращённой в груды обгоревшего металла, что трудно разобраться где что. Всё горело, ещё продолжались пожары, казалось, что земля дымится, валялись автомашины, и другая техника. Картина была потрясающая. Трудно было поверить, что был такой горячий бой, я несколько раз оборачивался и смотрел на командующего, как бы получая согласие продолжать полёт по основному маршруту на передовой аэродром. Наконец генерал Руденко кивком головы дал мне понять о дальнейшем нашем полёте по заданному маршруту.

Под нами лежала дорога Бобруйск - Слуцк. Пролетев несколько минут, я увидел полевой аэродром, с которого то и дело поднимались штурмовики и истребители, они улетали на запад. После запроса разрешения на посадку и получив по радио положительный ответ, я резко снизил самолёт и произвёл посадку на аэродром. Не отступая за мною шла пара истребителей моего полка, которая нас прикрывала и произвела вслед за нами посадку. Генерал Руденко быстро вышел из кабины, едва я успел зарулить самолёт и выключить двигатель, а командующий уже снял парашют и сразу же ушёл с поджидающей его группой генералов и офицеров. Я остался, чтобы дать распоряжение о подготовке самолётов к предстоящему полёту, и когда было всё готово, пошёл доложить генералу Руденко о готовности.

Командующий с группой, встретивших его, находился около полуразрушенного домика. Была здесь же расстелена карта крупного масштаба с обстановкой передового края. Потом вся группа генералов и офицеров пошли в полуразрушенный домик, в котором вершились большие дела. Командующий ставил задачу: сосредоточенными действиями штурмовой и истребительной авиации наносить удар по отступающему противнику, особенно при форсировании рек, при скоплении войск противника на мостах. Было приказано мосты и всякие переправы сразу разрушать. Пока уточняли задачу, подходили прилетевшие с задания ведущие групп, докладывали о выполнении боевой задачи и уточняли место нахождения противника и наших войск. В штабе работа кипела, но всё без спешки, спокойно, расчётливо. Командующий лично сам наносил обстановку на карту и уточнял цели, по которым надо действовать.

Наблюдая эту картину, я учился, как самому быть и вести себя в подобной ситуации, ведь нам авиационным командирам, особенно командирам авиационных эскадрилий и полков не всегда приходилось именно вот так работать с картой - как будто бы это было поле боя. Правда мы знали обстановку непосредственно на поле боя, больших карт у нас не было, были только пятикилометровки. А нам необходимо было знать точное расположение наших войск и противника, чтобы при нанесении удара с воздуха не ударить по своим войскам, а уж бить наверняка по противнику, не нанося ущерб своим. А в условиях боевых действий в Белоруссии это было очень сложно. Линия фронта почти не была обозначена. Вокруг лес, болота. В этих условиях применялся старый проверенный метод: при первом заходе удар не наносить, вначале нужно определить войска противника по цвету его формы с высоты 50-100 метров. Для опытного лётчика одного внимательного взгляда достаточно, чтобы определить над чьими войсками ты пролетаешь. После того, как генерал Руденко закончил уточнение обстановки я поставил задачу боевых действий, дал мне команду вылетать в район Рогачева, где был штаб 16-й Воздушной армии, а под Рогачевым был полевой аэродром.

Запустил двигатель и только стал выруливать, как левая стойка шасси вдруг просела основательно, было ясно, что взлетать самолёту в таком положении не возможно. Срывать полёт из-за этого? Я буквально выскочил из своей кабины с одетым парашютом, подобрался под левое крыло, спиной приподнял крыло, (нагрузка килограммов 100-120), стойка вышла до нормального положения. Командующий смотрел на меня, видимо, думал, что из этого выйдет. Но всё обошлось благополучно. Самолёт на взлёте вёл себя нормально.

Солнце было на заходе, когда мы произвели посадку на аэродром Рогачево. Свою группу самолётов я отпустил с середины маршрута на аэродром базирования нашей части, так как у них топлива оставалось мало. Да и сам я прибыл на свой аэродром Речица к наступлению темноты. Так закончился один из фронтовых дней нашего командующего в Белорусской операции.

Прошло 2-3 суток и мы получили новый аэродром базирования под Слуцком (Старые Дороги). В нашу задачу входило прикрытие штурмовиков от ударов авиации противника, которая действовала с аэродрома Барановичи и города Бреста. Наши войска так стремительно продвигались, что мы не успевали перебазироваться. Только прибудем на новое место дислокации, как уже радиус действия нашей авиации не позволяет успешно выполнять боевую задачу.

Всё чаще основную боевую задачу ставили во второй половине дня и приходилось иной раз приходить на аэродром к вечеру. 176-й ИАП был молодой по возрасту лётного состава и опыта в ночных полётов не было, да и у меня он был небольшой. И вот мы решили, чтобы не пропадало время зря, использовать каждую свободную минуту для обучения лётного состава полётам ночью на самолётах У-2 (По-2), а обстановка пока позволяла, мало ли что может произойти, а ночью производить посадку надо уметь при нескольких кострах, тем более, что немецкие бомбардировщики находились на значительном удалении. Обстановка при фронтовой полосе была своеобразная, везде полыхали пожары, так что никто бы и не обратил внимания на костры в ночное время.

Как я уже писал, что я имел опыт в полётах ночью, правда ещё небольшой. Но многие лётчики ещё даже и в сумерках не летали, основная сложность - это посадка в сложных ночных условиях. Поэтому тренировки начади в сумерках на самолёте У-2. Обозначили полосу захода на посадку. Избрали сигналом средний огонь, для костров использовали горючесмазочные материалы. Перед собою я поставил задачу - обучить командиров эскадрильи ночным полётам. Несколько раз я их провёл и когда убедился, что командиры эскадрилий хорошо ориентируются в темноте и производят нормально посадку, я разрешил им приступить к обучению своих лётчиков.

Эти навыки в дальнейшем помогли нам в боевой работе и положили начало ночным полётам. Через несколько дней мы сменили аэродром базирования. Полк перелетел на Люблинский аэродромный узел.

В первых числах августа войска 1-го Белорусского фронта вышли к берегу реки Висла и южнее города Варшава. Захваченный плацдарм нужно было расширять и закреплять. Начались ожесточённые бои на земле и воздухе. Помню, сели мы полком на сжатое поле, хозяином которого был ксенз. К нам он относился хорошо. Но однажды он пришёл к нам и попросил, чтобы его скошенным хлебом мы не маскировали самолёты, так как ещё рожь не обмолочена. Мы старались, как можно доходчивее объяснить ему, что незамаскированные самолёты - это отличная цель для противника. Тогда он нам и говорит, а что если загорится хлеб, то и самолёты могут сгореть. Не помню что я ему тогда сказал, но только мы сделали всё возможное, всем личным составом полка, в минуты отдыха, всю ту рожь, что мы маскировали самолёты, обмолотили, солому оставили как маскировочный материал, а зерно передали хозяину. И вся эта работа была сделана за 2 дня. После этого пришёл к нам ксенз, чтобы выразить благодарность Советской Армии к личному составу полка.

В этих боях за плацдарм мы полком уничтожили около 18 самолётов противника. В том числе и мне удалось в небе Польши уничтожить 3 самолёта ФВ-190, за что был удостоен польской награды - Ордена "Крест храбрых" и медалью "За освобождение Варшавы".

Вскоре после захвата и расширения поля военных действий нашими войсками бои перешли в оборонительные действия и острота их почти утратилась, так как цель нашего командования была по захвату плацдарма на западном берегу Вислы. Войска фронтов на западном направлении после стратегической операции по освобождению Белоруссии и Польши проводили перегруппировку, чтобы в дальнейшем перейти в решительное наступление.

Польский народ нас встречал по-братски, чувствовалось что немецких фашистов они ненавидят так же, как и мы. В частных беседах с простыми польскими людьми мы старались рассказать всё о нашей стране, о народе, который ведёт освободительную и справедливую войну за честь и независимость государства, а так же о выполнении интернационального долга и братской помощи другим народам в борьбе с общим злом - фашизмом.

Началась подготовка к новой наступательной операции. В конце августа 1944 года мы перебазировались на своих стареньких "Яках" на аэродром под город Брест. Здесь мы доукомплектовались и через некоторое время вылетели на самолёте Ли-2 в Москву, чтобы затем отбыть в Саратов для получения новой техники - самолётов Як-3. В Москве лётному составу был предоставлен отпуск на 3 дня, а затем, точно в назначенное время, с Казанского вокзала отбыли в Саратов, на аэродром Синицыно.

В течение всего сентября мы изучали самолёт Як-3, проводили тренировочные полёты с учебным боевым применением и к 1 октября в составе 40 экипажей были готовы к перелёту по маршруту: Тула - Смоленск - Минск - Брест. Настало время вылета на фронт. С чувством гордости, что опять нам доверили на новой технике драться в будущих боях. И одновременно было чувство сожаления, что мы расстаемся с летным составом части, которые нас переучивали на этой новой технике, на Як-3. Особенном мне было трудно расставаться, так как здесь я встретил своего старого друга Павлика Гамзелёва, с которым мы вместе учились в Качинской школе пилотов и делили радости и горести неудач при обучении лётному делу. Мне очень хотелось Павлика забрать к себе в полк, у него было большое желание вырваться на фронт, но командование центра переучивания не могло его отпустить, несмотря на наши усердные уговоры и просьбы.

Итак, 3 группы готовы к взлёту. Выходим на заданную высоту и берём курс на Тулу. Я доложил на аэродром Синицино, что у нас всё в порядке и идём точно по заданному курсу. В ответ услышал тёплые слова и сердечные пожелания от руководства по переучиванию лётчиков, счастливого пути и успеха в боях на новой материальной части. В свою очередь я, как командир полка, поблагодарил за сердечные пожелания и заверил их, что будем громить врага не жалея сил.

А машина Як-3 действительно была хороша. Конструктору Яковлеву удалось создать фронтовой истребитель в полном смысле слова. Як-3 превосходил все типы истребительной авиации самолётов противника и наших союзников. Этот самолёт прост и послушен в технике пилотирования, максимально маневренный и по горизонталям и по вертикалям. Всё в этом самолете было доведено до конца. Одним словом, мы лётчики были влюблены в эту машину. На ней можно было в районе линии фронта до 30 минут вести воздушный бой и вернуться на свой аэродром с гарантийным запасом горючего.

Наш перелёт закончился нормально, без происшествий. Предпоследняя посадка была в городе Минске, на аэродроме Степянка. Город Минск был совершенно разрушен. Мы ещё больше убедились в необходимости таких самолетов, как Як-3, чтобы бить и бить фашистов за горе и разрушения ими на нашей земле. На следующий день утром, перед тем как поднять полк и следовать по маршруту Брест, я со своим ведомым лейтенантом Листофоровым провели разведку погоды до Бреста. Произвели посадку на аэродром под Брестом. Нижний ярус облаков был 200 метров. Моросил небольшой дождик.

Как только мы приземлились, к нам быстро подбежал командир дивизии полковник Чирва, он был бледен, вид у него был растерянный и озабоченный, командир дивизии быстро поднялся ко мне в кабину и в первую очередь спросил: "А где же остальные самолёты?" У него мелькнула мысль, что с полком что-то случилось. Но после моего доклада о том, что полк находится в Минске, что мы решили вдвоём провести разведку погоды и не рисковать такой прекрасной техникой, полковник Чирва пришёл в себя и успокоился.

На следующий день погода улучшилась, и я вылетел в город Минск на аэродром Степянка, и к вечеру этого же дня весь полк благополучно совершил перелёт на последнюю точку своего маршрута - под Брест. Около полмесяца мы потратили на подготовку и отработку боевых порядков, тренировке техники пилотирования. Самолёт Як-3, без исключения, все полюбили и поэтому относились к нему бережно.

Накануне 7 ноября 1944 года, к великому празднику создания нашего государства, мы были готовы к боевым действиям. Для нашего полка уже был определён аэродром, с которого мы должны будем действовать недалеко от реки Вислы в направлении Пуловского плацдарма. Нам было приятно сознавать, что и наш полк заслужил похвалу Верховного Командования нашего государства. 25 июня Москва салютовала войскам 1-го Белорусского фронта за успешные бои и прорыв обороны противника на Бобруйском направлении, в том числе, салютовали и нам, нашей 283-й ИАД, 176-му ИАП, всему личному составу этих частей.

Войска наши продвигались очень быстро. Ненавистного врага гнали без передышки. О тех днях можно судить по таким документам: 28 июня Москва салютовала 1-му Белорусскому фронту за освобождение города Осиповичи, а 29 июня, на следующий же день - за освобождение Бобруйска. Всему лётному составу 16-й Воздушной армии приказом Верховным Главнокомандующим была объявлена благодарность.

После освобождения города Минска основная задача лётному составу была поставлена следующая: преследовать врага в направлении города Бреста, гнать его с нашей священной земли. Я уже упоминал, что лётный состав нашего 176-го ИАП был исключительно предан своему делу, лётчики не задумываясь шли на любой подвиг, имея одну цель - изгнать врага, сеящего горе и разрушения на нашей земле.

Итак, был завершён разгром Брестской группировки. Войска 1-го Белорусского фронта полностью перенесли свои боевые действия на территорию Польши и вели бои под Варшавой и вышли к реке Висла. Началось освобождение Польши от немецко-фашистских захватчиков. Прежде чем приступить к освобождению братского польского народа от фашистского ига, политработниками была проведена большая работа во всех частях 16-й Воздушной армии. Всему личному составу разъяснялись нормы поведения за рубежом советских воинов-освободителей. Во всех частях проходили партийные собрания, где коммунистам более подробно разъясняли о норме поведения, находясь за пределами своей государственной границы.

ОПЕРАЦИЯ "ВИСЛА".

Войска 1-го Белорусского фронта уже в ноябре 1944 года начали подготовку к наступательной операции по освобождению Польши от немецких захватчиков. Нужно было выйти на Одер с тем, чтобы потом успешно выполнить завершающий удар по Берлину. Вместе с войсками фронта начала готовиться к боевым действиям и наша 16-я Воздушная армия. 283-й истребительной авиационной дивизии была поставлена задача - поддерживать наземные войска с воздуха в районе Полувского плацдарма.

Командующим 16-й Воздушной армии генералом Руденко тщательно разрабатывался план наступления и доводился до командиров частей. Наступление наших войск 1-го Белорусского фронта началось 14 января 1945 года. 16-я Воздушная армия к этому времени была полностью готова для выполнения боевых заданий. Ещё до наступления нового 1945 года полк получил приказ о перебазировании на новое место дислокации. Стали готовиться к перелёту. Лётный состав был мною разбит по группам, были назначены ведущие групп. И я провёл полёт с целью скрытности перебазирования с ведущими групп по изучению открытого подхода к новому аэродрому.

3 января 1945 года 176-й ИАП покинул аэродром Брест и благополучно произвёл посадку на фронтовой аэродром между городами Люблин и Пулавы. В этом районе на западном берегу Вислы войска 1-го Белорусского фронта имели большой плацдарм. Но прежде чем начать описывать о Висловской операции, мне хотелось бы несколько слов сказать о Бресте. О нём у нас осталось много воспоминаний. В городе Бресте мы полком пробыли 3 месяца. В то время о сражении в Бресте мало кто знал, в том числе и мы ие имели представления. Местные жители где мы расквартировались в основном были поляки. Вот от них мы и узнали, что в первые дни войны эта Брестская крепость прочно и долго держалась и что советские солдаты и командиры смело сражались с обсолютным преимуществом фашистских захватчиков.

Мы не удовлетворились этой информацией и решили побывать в Брестской крепости и на месте посмотреть что к чему. Перед нами предстала не крепость, а руины, трудно было понять, что здесь творилось и трудно было понять, как люди могли вести бой где плавились камни. Ясно было, что бои тут были сильные и люди здесь подвергались нечеловеческим испытаниям.

В конце октября 1944 года, находясь на аэродроме и проводя учебные полёты, мы были свидетелями взрыва в Брестской крепости, от взрывной волны мой самолёт немного накренился, как бы подпрыгнул, так подбросило его от взрывной волны. Все, кто находился на аэродроме увидели, как бело-красное облако поднималось над Брестской крепостью и росло в воздухе, поднимаясь вверх и походило на грибообразное облако.

Много лет спустя, уже после войны, я был в Брестской крепости, осматривал мемориал защитникам Брестской крепости. Я обратился к экскурсоводу с вопросом, что им известно о причине взрыва в конце октября 1944 года. Экскурсовод ответила, что о взрыве знают, но о причине возникновения взрыва не известно...

Итак, началось освобождение Польши, нашего соседа. Было к войскам 1-го Белорусского фронта доведено обращение Военного совета фронта и командование 16-й Воздушной армии направило во все авиачасти следущее письмо к лётному составу:

"Товарищи лётчики! Мы идём в последний и решительный бой! На нас возложена чрезвычайно ответственная задача, как на самый подвижный и могучий род войск. Бейте, товарищи, врага со всей смелостью, отвагой и жестокостью. Не давайте ему ни двигаться, ни дышать, ни в воздухе, ни на земле. Под вашими ударами артиллерия противника должна замолчать, дороги должны замереть, резервы должны быть скованы и уничтожены. Своими подвигами поднимайте ещё выше славу советской авиации. Вперёд за нашу Родину!"

Январским морозным утром после артиллерийской подготовки войска 1-го Белорусского фронта стремительно развернули наступление в направлении городов Лодзь, Познань, Кюстрин. Большой снег и отсутствие достаточного количества дорог усложняли дело. Как только подвижные группы соединения перешли в наступление и мы обязаны были эти войска плотно прикрывать с воздуха. Немецкая авиация большими группами истребителей и бомбардировщиков (роль их выполняли ФВ-190) пробивались к полю боя. Нам тоже приходилось действовать большими группами - не менее 8 самолётов. Были случаи, когда мы вылетали всем полком одновременно.

15 января, когда наша часть подходила к городу Радом, в воздухе разгорелся бой. В этот день я вёл группу самолётов Як-3 в количестве 12 экипажей. Задача была такова: патрулирование в районе Радома. Время подходило к концу патрулирования, как вдруг я увидел до 20 ФВ-190 идущих на нас снизу плотным строем. Дистанция на столько была мала, что вряд ли можно было думать над каким либо вариантом боя. Мне удалось передать по радио группе прикрытия о противнике, а сам резко повёл свою ударную группу вверх с разворотом влево, выводя её из неминуемого удара.

Через несколько секунд значительное число "Фокеров" свечой выскочило вверх и зависла без скорости. Наша ударная группа навалилась на самолёты противника и с первой атаки 6 ФВ-190 рухнули вниз, оставляя за собой шлейфы огня. В этом бою отличился мой ведомый старший лейтенант Васильев, молодой лётчик. В бою он со мною ещё ни разу не был. Так вот он подошёл вплотную к зависшему ФВ-190 и с короткой дистанции в упор расстрелял его.

Итак, 6 самолётов противника были уничтожены, 4 самолёта как появились, так и ушли восвояси. У нас тоже были потери, двоих мы не досчитались в этом бою. Я, собрав всю группу, направился на свой аэродром. Наш представитель от воздушного соединения, который находился на КП наземных войск, видел этот бой и передал нам по радио о его результатах.

Должен сказать, что с подобными приёмами ведения боя я ещё познакомился перед Курско-Орловской операцией. С точки зрения внезапности такой тактический приём себя может оправдать, но вести прицельный огонь - это мало вероятно, тем более группой. А потом куда выходить после такой несостоявшейся атаки? Вниз не уйдёшь, вверх - потеря скорости и сам становишься мишенью для истребителей, которых ты атаковал. Конечно этот маневр немцы стали применять не от хорошей жизни, просто рассчитывают на то, что как нибудь пронесёт...

16 января 1945 года был освобождён город Радом. В боях под Радомом отличились лётчики нашей 283-й ИАД. Москва салютовала 1-му Белорусскому фронту, всем войскам, принимавшим участие в боях по освобождению этого города. Были отмечены и лётчики нашей дивизии, особенно отличившийся в этих боях, была названа и фамилия лейтенанта Б. В. Потёмкина. Он был в моём полку командиром эскадрильи.

Борис Потёмкин... скромный, даже застенчивый, очень заботливый и внимательный к своим подчинённым, в свободную минуту между вылетами часто наблюдал за ним, чаще всего он находился среди летчиков своей эскадрильи в руках с газетой. И этот Борис в воздухе творил героизм, преображался, когда дело касалось защиты Родины.

Наземные войска быстро продвигались вперёд, с каждым днём дорога к Берлину делалась короче. Уже 19 января наши войска овладели городами Лодзь и Томашув. В первые дни операции пи проводили по 3-4 вылета, затем напряжение спало, наземные войска продвигались вперёд и нам нужно было следовать за ними, менять аэродромы базирования. А на новом месте надо осваиваться и применяться к местным условиям.

А бывало и так, мы прилетим, а инженерно-технический состав запаздывает и обслуживать самолёты некому. Приходилось срочно их перебрасывать на самолётах По-2. Самолёты мы брали в частях ночных бомбардировщиков. Иногда техники из частей ночных бомбардировщиков днём помогали нам, нашим техникам и механикам обслуживать самолёты, но это только в тот период, когда был сильный снегопад и на аэродромах приходилось расчищать снег своими силами. А в конце января погода нас не баловала, не было хорошей видимости, частый снегопад мешал вести воздушные бои, приходилось летать только на разведку.

Получили мы вскоре после освобождения города Радом Указ Президиума Верховного Совета СССР, которым наш 176-й истребительный авиационный полк награждался орденом Красного Знамени, как отличившихся в боях за Радом. У всех настроение было приподнято, и все мы дали слово ещё усерднее и беспощадно бить врага.

Совсем недавно наши войска овладели городом Радом, а сейчас уже дана команда перебазироваться на аэродром под Познань. В скором времени я вылетел на своём По-2 на новый аэродром в район города Познань. Правда, город Познань и его окрестности были ещё не взяты и наши войска вели бои. Но зато основные войска фронта стремительно шли к реке Одер. Осмотрев новый аэродром, к исходу дня я вернулся к себе в полк. Приступили к подготовке для перелёта полком на новое место базирования. Аэродром, куда мы должны перелететь, был на обычном клеверном поле, но с твёрдым грунтом. К нашему перелёту бойцы инженерного батальона, который уже успел прибыть туда, подготовил полосу посадки, утрамбовали её.

В конце января 1945 года снег стал немного протаивать, и ввиду небольших морозов грунт на посадочной полосе стал нетвёрдый, а иногда напоминал месиво. Такое положение озадачило нас: с такого аэродрома было трудно вести боевую работу. А задача у нас была такова: наши истребители должны были прикрывать бомбардировщиков и штурмовиков, которые летали в направлении реки Одер. Да и наземные войска нужно было прикрывать, помогать им в боях, а войска наши находились уже недалеко от Одера, примерно в 50 - 60 км...

И вот, наша группа из 6 "Яков" вылетела на боевое задание. В этом районе местность нам была ещё не знакома. Ориентировка с воздуха была трудная, вся местность камуфляжная, везде отдельные поседения и перелески. Кое-где уже сошёл снег. Приводных и радио пеленгаторов не было. Перед нами стояла следующая задача: лететь к реке Одер, обнаружить аэродром противника и уничтожить своей штурмовкой его самолёты.

С воздуха Одер казался грязной ленточкой. На правой стороне его был виден большой город о чёрными большими зданиями. Не долетая к этому городу мы обнаружили немецкий аэродром. На нём шла интенсивная работа, было видно как взлетали и садились самолёты, в основном ФВ-190. Только я хотел отдать команду на штурмовку вражеского аэродрома, как вдруг из облаков нам навстречу появилась группа до 12 ФВ-190.

В это время моя группа находилась в правом пеленге. Энергичном маневром перехожу в атаку. Вот уже подходящая дистанция для открытия огня, но ФВ-190 воспользовались облачностью и исчезают в ней, а затем поодиночке начинают выходить из облачности. Моя группа начеку. Раз "Фокеры" выходят по одному, у нас преимущество, каждый наш лётчик вправе сам выбирать себе цель и уничтожать её.

Моя единственная забота, кроме ведения боя, - держаться в "кулаке", сделать всё возможное, чтобы избежать потери своих самолётов и всей группой благополучно вернуться на свой аэродром. А ещё меня волновало, как бы не потерять ориентировку при возвращении на аэродром (я уже говорил о трудной ориентировке с воздуха в районе базирования). Наконец бой закончен. Задание полностью выполнено. Нет больше аэродрома противника, на этом месте после нашей штурмовки было пожарище, не было больше и самолётов...

Не понятно, иметь самолёты в готовности и не взлететь, хотя бы над аэродромом - это уже слишком, какая-то нерешительность в действиях немецких авиационных командиров. Это говорит о том, что боевой дух врага совершенно надломлен.

Бой закончился и сразу же вся группа была около меня. Не успел я ещё довернуть свой самолёт на обратный курс, как в том же направлении, но ниже нас на 1000 метров летел "Шторх" - связной самолёт противника. Он, видимо, шёл на свой аэродром около Репина. Быстро принимаю решение - всей группой снижаюсь. Немец идёт спокойно, нас не замечает. Сходу иду в атаку, дал длинную очередь, вижу разрывы на фюзеляже самолёта противника. Оставляя шлейф дыма, немец резко снижается. Стоит дымка. Со станции Репин зенитная артиллерия ведёт огонь крупного калибра. Выходим из атаки, у нас нет больше возможности задерживаться и уточнять что стало со связным самолётом, так как горючее было на исходе.

Взяли курс на свой аэродром. Ориентировка сложная, полёт идёт, в основном, по компасу и времени и при учёте скорости полёта. Летим, по всем подсчётам уже пора выходить на аэродром, и по моим подсчётам он должен быть где-то впереди. Внимательно осматриваю местность над которой летим. Оказывается, что аэродром прямо подо мною и поэтому я его не вижу. Спустя пару минут, мой ведомый замечает мою нерешимость (в этом полёте моим ведомым был старший лейтенант Демин), передаёт по радио и покачивает крылом, давая понять, что находимся над аэродромоми, что пора распускать группу и разворачиваться для посадки на аэродром.

Этот нелепый случай на всю жизнь мне запомнился. Впервые в жизни я был в таком неловком положении, потерял ориентировку... Когда мы произвели посадку, я поблагодарил всех лётчиков за отличную ориентировку на такой трудной местности и за их осмотрительность. Чувствовал я себя перед лётчиками своей группы неловко, но мысленно успокаивал себя, вспомнив, что в такой же ситуации я помог своему командиру 512-го ИАП (позже полк стал 53-м Гвардейским ИАП), подполковнику Н. С. Герасимову, а он ведь был очень опытный лётчик. Что делать, такое может случиться и с опытным человеком в лётном деле.

На этом аэродроме мы ещё находились несколько дней. А затем была дана команда на передислакацию на захваченный нашими войсками аэродром Перин. Но оказалось, что грунт на нашем аэродроме раскис и взлёт с такой полосы небезопасен. Пришлось поработать, приводя в порядок взлётную полосу, были приняты все меры и умения, даже в ход пустили солому, начали устилать соломой вязкий грунт, утрамбовывать и укатывать. Но всё равно взлетать сразу группами, тем более полком, было нельзя. Взлетали только по одному и быстро собирались над аэродромом.

В это время войска 1-го Белорусского фронта быстро продвигались вперёд, они уже захватили плацдарм в районе города Кюстрин на западном берегу Одер и ведут тяжёлые бои. Мы знали, что войска нуждаются в нашей помощи, в прикрытии их боевых действий и понимали, что вам надо торопиться.

После взлёта и сбора полка над аэродромом, на случай воздушного боя, решили идти тремя группами: две ударные и одна прикрывающая. И действительно, при подходе к аэродрому Репин, нас встретили 8 ФВ-190. Я принимаю решение и передаю по радио ведущему одной из ударных групп капитану Пантюхину связать боем противника и тем самым обеспечить остальным двум группам нормальную посадку на аэродром нового базирования.

На аэродроме Репин в течение февраля - апреля 1945 года нашим полком велась напряжённая работа, было уничтожено за этот период 110 самолётов противника и произведено полком около 1000 боевых вылетов. Ни в одной операции ещё не было такого успеха, видимо было большое желание у лётного состава, и не только у лётного, а у всех воинов наших войск, как можно быстрея ворваться в логово германского фашизма и добиться Победы, к которой мы идём уже 4-й год по дорогам войны. Ну и, конечно, был у нас большой опыт за плечами. И вообще был высокий патриотический подъём в войсках.

Но сейчас наша основная задача была - это прикрывать войска 1-го Белорусского фронта, находящихся на Кюстринском плацдарме. Впервые мне приходилось принимать решения по подъёму истребителей на боевые задания по данным радиолокаторам. На первых порах казалось, что это ни к чему, но потом мы оценили это новшество по заслугам, так как целей было много, работа кипела, без подсказки знали куда нужно в первую очередь свои силы, но а потом мы поняли, что это необходимо. Даже такой простой пример: из-за густой дымки от пожаров в районе нашего действия, нам не всегда удавалось сразу и точно определить тип самолёта и чей он. Тут необходимы данные радиолокаторов.

Но вскоре погода установилась, видимость была хорошая и в это время необходимо иметь КП. Мы уже достигли полного совершенствования в технике пилотирования на самолётах Як-3. В эти чудесные самолёты мы с каждым днём всё больше влюблялись. С Як-3 было трудно тягаться даже хвалёным Ме-109 и ФВ-190, в любом маневре эти немецкие самолёты были в проигрыше перед Як-3.

Как-то, находясь над рекой Одер, я увидел, что Як-3 преследует Ме-109. Немец удирал из зоны хорошей видимости в дымку от множества пожаров на правом берегу Одера. Мне стоило немного довернуть свой самолёт и я оказался рядом с "Мессершмитом", немец продолжал свой полёт. Мне быстро удалось на самолёте Як-3 зайти в хвост Ме-109. Сближаюсь с ним до дистанции 50 - 100 метров, беру в прицел, даю очередь огня. И вдруг хвост Ме-109 отвалился, самолёт медленно стал вращаться влево и пошёл к земле. Это был 29 самолёт противника лично сбитый мною. Было это 18 апреля 1945 года.

В НЕБЕ ГЕРМАНИИ.

Итак, наша мечта сбывается, наши войска перешли границу Германии, отбросили немецкие войска с земли Родины. С завершением Висло-Одерской операции была полностью освобождена вся территория Польши. Впереди Берлин! Наша единственная цель и желание - овладеть столицей фашистской Германии и победоносно завершить Великую Отечественную войну. До Берлина оставалось, как говорится, рукой подать - 70 км, но немцы создали крупные группировки на подступах к городу. И мы знали, что бои над Берлином и к его подступам будут тяжёлые.

...Апрель 1945 год. Пришла весна. У нас тоже было весеннее приподнятое настроение. Каждый из нас чувствовал и переживал это веяние весны и каждый понимал, что это последний бой, последний рубеж, это конец войны в самое ближайшее время. Но впереди у нас ещё большие сражения. 16 апреля с рассвета лётчики были на аэродроме. Был построен полк со знаменем. Я выступил с короткой речью, призывающей личный состав драться в предстоящих боях так, чтобы с честью выполнить поставленную боевую задачу по прикрытию наземных войск нашего 1-го Белорусского фронта на главном направлении. Нашу торжественную обстановку нарушил гул моторов дальней авиации, которая уже возвращалась после выполнения боевого задания. В предрассветной мгле мы наблюдаем за силуэтами боевых машин и понимаем, что началась последняя битва. Отчётлива была слышна артиллерийская подготовка войск. Земля дрожала от орудийных залпов. И это всё дополняет ясность, что этот момент наступил, настал час окончательной расплаты и освобождения народов от коричневой чумы.

Короткий митинг закончился. Всем и всё было предельно ясно. Боевые действия начались по плану. И мы поднялись группами для выполнения боевых заданий в район реки Одер. Солнце взошло. В воздухе началось сражение. Немецкая авиация большими группами в 20-40 самолётов пытается нанести удары по переправам и главным группировкам наших войск. Идёт напряжённая работа и в воздухе и на земле, кругом всё горит. Наши войска преодолевают сопротивление противника в тактической полосе. В эфире стоит сплошной гвалд, трудно управлять боем, в наушниках ничего не разберёшь, начали выполнять боевую задачу молча.

Вскоре услышали сообщение с КП корпуса о том, что идёт большая группа бомбардировщиков противника к нашей переправе. Сообщают нам с КП координаты, но нам и так отчётливо видна группа самолётов противника. Делаю разворот и всей своей группой атакую немедленно противника для того, чтобы не упустить врага в переправе. После первой атаки наших истребителей загорелись 4 ФВ-190, а остальные самолёты перешли в пикирование, бросают бомбы в Одер с большим недолетом до цели.

А в это время наземные войска ведут тяжёлые бои в районе Зееловских высот. И наша авиация с утра и до позднего вечера ведёт воздушные бои. 17 апреля войска 1-го Белорусского фронта двигались вперёд, уже прорвали 2-ю полосу обороны и продвинулись за день 6 км., а в некоторый местах и до 13 км., ближе к логову фашистской Германии.

В этот день в воздухе шли ожесточённые бои несмотря на плохую погоду. Было много сбито вражеских самолётов нашими лётчиками. В одном из воздушных боёв в этот день мне и Борису Потёмкину удалось уничтожить по одному самолёту противника.

Я очень любил летать, старался всячески своим примером бесстрашного ведения воздушного боя ободрять своих подчинённых. Я знал, что лётный состав любит и ценит своего командира, в первую очередь, за воздушные бои, и поэтому, имея полк в своём распоряжении - это большая ответственность, я всё же старался как можно меньше быть на земле, а больше в воздухе и, по-прежнему, я в день делал несколько вылетов, поднимаясь в воздух ведущим группы истребителей.

Вот и в этот день, 18 апреля 1945 года, я поднялся в воздух шестёркой Як-3 в район Зеелово. На высоте 3000 метров мы встретили 8 ФВ-190. Завязался ожесточённый воздушный бой, но мы из него вышли победителями. В этом бою я и майор Ефимов сбили по одному самолёту противника.

Мне бы хотелось более подробно остановиться о гибели майора Макаревича и лейтенанта Листофорова. Это произошло 19 апреля 1945 года. Войска нашего фронта вели интенсивное наступление, это событие поднимало дух и у лётного состава. Лётчики нашего полка то и дело поднимались в воздух группами по 6-8 самолётов, а на исходе дня парами или звеньями, это зависело от количества готовых самолётов к концу дня для ведения воздушного боя.

Под Одером, где имеются переправы и к их подступам, в воздухе непрерывно шли воздушные бои. Михаил Макаревич с утра уже провёл 2 воздушных боя. После обеда майор Макаревич подошёл ко мне и доложил, что он готов вылететь на очередное боевое задание. Я разрешил и предложил ему взять группу в 6-8 самолётов и возглавить её. Итак, ведущий группы майор Макаревич, его ведомый лейтенант Листофоров. Через несколько минут звено поднялось в воздух. Сразу же после взлёта у ведомого лейтенанта Листофорова не убралась "правая нога". По радио передали с КП о неисправности самолёта. Но желание идти в бой было велико и лейтенант Листофоров решил не возвращаться на аэродром надеясь на то, что в полёте шасси удастся убрать и поставить на замок.

А в это время передали с наземного КП о большом количестве самолётов противника, поднимавшихся группами в воздух. Я поднял эскадрилью в воздух для отражения налёта авиации противника. Обстановка была не очень сложная, как и всегда - обычная боевая. Когда я вернулся со своей группой из этого воздушного боя на аэродром, мне сразу же доложили подробности боя и лётчики и дежурный офицер с КП.

А случилось следующее: как только звено подошло к Одеру, поступила команда атаковать группу из 20 "Фокке-Вульфов", которая держала курс к переправе. Приказ был ясен, ведущий группы майор Макаревич обрушили огонь по самолётам противника. Вскоре 3 ФВ-190 загорелись, но остальные прорвались к переправам. Наши истребители, чтобы сорвать прицельное бомбометание, провели повторные атаки на пикировании. Майору Макаревичу даже после выхода из пикирования удалось поджечь один ФВ-190. Михаил решил его преследовать, чтобы окончательно добить стервятника. Но не успел он догнать "Фоккера", как по радио ему передали: "За тобой идёт "Фоккер", уходи в сторону!". По всей вероятности, команда Макаревичем не была услышана и это послужило роковым исходом боя для него.

Ведомому лейтенанту Листофорову так и не удалось убрать шасси, не мог он покинуть поле боя, где шёл жаркий бой. Лейтенант всячески старался атаковывать, бесстрашно вёл бой, забыв о неисправном самолёте. В процессе атаки он отстал от ведущего майора Макаревича, тем самым оставив его без прикрытия. Этим воспользовался "Фоккер", майор Макаревич был сбит и погиб в этом бою. В азарте боя, желая догнать и уничтожить подбитый самолёт, майор забыл об осмотрительности, даже и не заметил, что от него отстал ведомый. Да и сам лейтенант Листофоров из-за вылета на неисправном самолёте стал жертвой "Фоккера" в этом бою.

Так нелепо погибли два наших лётчика. Оба они были опытные, особенно майор Макаревич. Пришлось тщательно разбирать с лётном составом причины гибели наших товарищей, боевых и грамотных лётчиков, которые погибли у стен фашистского логова из-за неосмотрительности и азарта при ведении воздушного боя. Уничтожая врага в воздухе надо всегда помнить о своей группе, о товарище рядом с тобой, нужно сделать всё возможное, чтобы сохранить свои самолёты, а главное - лётный состав.

Великая Отечественная война подходила к концу. Основные тяжёлые бои на земле и в воздухе отгремели. Мы у стен Берлина. Но немецкие войска продолжали сопротивляться в своём логове, хотя вопрос поражения группировки не вызывал сомнения ни у нас и, вероятно, у немцев. Всем было ясно, что войну они проиграли и сопротивление бесполезно. Но войска противника продолжали сопротивление, видимо, надеясь на чудо. Бои не затихали ни на минуту. Настроение у нас было приподнятое, мы ликовали, чувствуя рядом долгожданную победу над врагом.

Истребительная авиация нашего соединения теперь выполняла задачу по прикрытию войск в восточной части Берлина. Город был сильно разрушен и везде были видны пожары. Наши войска вели уличные бои и с воздуха нам было всё хорошо видно. Ориентировались мы о расположении наших войск по красным флагам на занятых кварталов и домов. Мы базировались на самой окраине города Берлина вблизи роскошных коттеджей с приличными земельными участками, а некоторые участки напоминали узкую длинную полосу. И вот эти полосы служили нам взлётными полосами. Наши "Яки" свободно производили взлёты и посадки с этих земельных участков.

В апреле нам пришлось трижды перебазироваться для того, чтобы было удобно выполнять задачу по прикрытию наземных войск. После занятия нашими войсками Зееловских высот мы сели на немецкий аэродром, который только что взяли. На этом аэродроме, на котором мы находились, у немецких лётчиков картина была неприглядная. В районе КП этой авиачасти мы то и дело натыкались на венки на ВПП (взлётно-посадочная полоса), по сторонам ВПП валялись скапотированные и обгоревшие самолёты. По обочинам аэродрома стояло несколько исправных самолётов, но не заправленных, без горючего.

На КП я обратил внимание на доску сведений о боевой готовности немецкой части, сведения были таковы: 3 ФВ-190 были в полной готовности, потери - 40 самолётов, по сути дела эта авиачасть уже не существовала, была полностью уничтожена. На этом аэродроме мы пробыли 2 дня, а потом перелетели в предместья Берлина. В это время немецкая авиация старалась проявлять активность только действиями по наземным целям и неохотно вступала в воздушные бои.

Наступило 1 мая. Прикрывая с воздуха войска 1-го Белорусского фронта и сопровождая штурмовиков, в этих воздушных боях отличилась наша 283-я истребительная авиационная дивизия. Герой Советского Союза капитан В. Н. Яшин сбил 2 самолёта противника и мне в этот день над самым Берлином удалось сбить один ФВ-190 - это был 30-й самолёт, сбитый мною лично, последний в этой войне...

Но бои в районе аэродрома продолжались ещё 3 и 4 мая. Бой в основном шёл с небольшими группами и поэтому весь личный состав полка был начеку. Технический состав расположился прямо на аэродроме, а лётный состав был расквартирован в 5 км от аэродрома. И вот 3 мая около 4-х часов утра мне позвонил дежурный офицер с КП и сообщил, что к аэродрому идут немцы, прорвавшиеся из Берлина и наши техники самолётов ведут бой. Я быстро оделся, машина была готова и мы выехали на аэродром. Подъезжаем к аэродрому, а со мною прибыл и весь личный состав, за исключением дежурных экипажей, уже слышна стрельба на земле и в воздухе.

Дежурное звено капитана Потёмкина штурмует по колоне противника, которая приближается к аэродрому. Лётному составу в этом случаи задачу ставить не надо. Подъезжаю к своему самолёту, техник уже приготовил Як-3 и ждёт меня с парашютом в руках. Я отдал приказ всему техническому составу занять оборону вокруг аэродрома, хотя они и сами без приказа заняли оборону и вели бой по приближающейся группе немецких солдат и офицеров.

Один момент и я в кабине самолёта. Взлетаю, делаю разворот в сторону где движется колонна противника. В колонне врага смятение, на их пути горят грузовые машины, это от штурмовок нашими истребителями. Передаю по радио всем Як-3, находящимся в воздухе, чтобы шли организованным маневром за мною на штурмовку. В первую очередь штурмовать врага, который стал приближаться к границе аэродрома. В предутренней мгле плохо видно, поэтому напоминаю всему лётному составу о внимательности, чтобы не ударить по своим, по техническому составу, что заняли оборону вокруг аэродрома и ведут бой. После каждой нашей атаки немцы то залягут, то бегут в разные стороны.

Западнее нашего полка базировался 116-й ИАП, командир полка Виктор Бывшев. У меня пробежало какое-то волнение за соседа, так как в населённый пункт, где они разместились, группами идут немцы. С их аэродрома не замечаю, чтобы кто-то поднимался в воздух. Связываюсь по радио с капитаном Потёмкиным и направляю его звено на разведку к соседу. Вдруг вижу впереди внизу немцы разворачивают белое квадратное полотнище, это знак капитуляции. Низко прохожу над ними, чтобы убедиться ещё раз в увиденном, как вдруг почувствовал несколько ударов по самолёту, в кабине появился запах бензина.

Пришлось выйти их боя, аэродром подо мною, выпустил шасси и иду на посадку. Смотрю к моему самолёту бежит техник и даёт команду руками, чтобы я как можно быстрее выключал мотор. Спрашиваю у него в чём дело? Он подбегает и кричит, что у меня из бензобака сильно льётся бензин и что мой самолёт может загореться. Это был мой последний 638 боевой вылет. Его можно считать удачным. Несколько пуль, пробив бензосистему, прошли между моих ног и вылетели через фонарь кабины не задев меня. Такое бывает очень редко...

7 мая 1945 года Берлинская операция была победоносно завершена. За героические подвиги авиаторов в небе Берлина многие соединения и части были удостоены почётного наименования Берлинских, в том числе и наш 176-й истребительный авиационный полк. Много времени прошло с тех пор, как прогремели последние бои Великой Отечественной войны. Но каждое сражение этой великой битвы, особенно на последнем этапе войны, ясно представляешь со всеми подробностями, как только предашься воспоминаниям о фронтовой жизни минувшей войны.

Как будто бы всё сказано, всё уже описано и даже показано в кинофильмах, но у всех участниках великой битвы свои субъективные впечатления и их изучение, этих объективных сторон, отражает более подробный опыт боёв в целом...

ПОСЛЕВОЕННЫЙ ПЕРИОД.

В жизни каждого человека есть знаменательные события и даты, которые остаются в его памяти навсегда. Им неподвластно время. Они не блекнут с годами. И каждый раз вспоминая их, человек как бы заново переживает те неповторимые мгновения своей биографии. Есть о ч`м вспомнить каждому из нас, прошедшему боевой путь в Великой Отечественной войне. У каждого фронтовика было всё: и тяжёлые дни отступления, и горькая горечь утрат, и неудержимая, распирающая грудь радость побед, и первые пьянящие часы мира.

Но среди всех этих событий возвышается одно - Парад Победы, участником которого мне посчастливилось быть. До мельчайших подробностей запомнил я его. Это был 4-й парад на Касной площади, в котором я участвовал. Впервые - когда я находился в городе Люберцы - пролетел на своём краснозвёздном истребителе "И-16" над Касной площадью 7 ноября 1939 года. Волновался, пожалуй, больше всех. Ведь только в апреле я окончил лётную Качинскую школу пилотов - и тут такая честь...

Затем был парад 1 мая 1940 года. Я в то время уже командовал звеном. А на Первомайском параде 1941 года пролетел над Красной площадью на новом самолете "МиГ-3". И хотя по положению строго запрещалось смотреть на землю, всё-таки я не удержался и глянул вниз. Тысячи людей смотрели на наши грозные боевые машины.

Четыре года войны... День Победы я встретил в Берлине. 176-й истребительный авиационный полк, которым я командовал, в мае 1945 года базировался на аэродроме Кладов под Берлином. 10 мая я получил приказ прибыть с ещё одним лётчиком в штаб фронта. В Берлине узнали, что начинается подготовка к Параду Победы и мы будем его участниками. Сводный батальон 1-го Белорусского фронта состоял из 200 человек. Правофланговыми были Герои Советского Союза. Все рослые, не ниже 176 сантиметров. Мне было приказано командовать сводной ротой. До конца мая тренировались в Берлине, а потом поехали в Москву.

Разместили нас недалеко от парка Сокольники. Строевой подготовкой занимались ежедневно с утра до вечера на большой площадке в парке. Руководил подготовкой к параду начальник штаба фронта генерал армии В. Д. Соколовский. Затем всем дали новые мундиры и на центральном аэродроме столицы состоялась генеральная репетиция. Проводил её Маршал Советского Союза Г. К. Жуков.

Все сводные полки прошли безупречно и маршал дал "добро". И вот наступило долгожданное утро 24 июня 1945 года. Так как до Красной площади было около 3-х часов ходу, то команда "подъём" прозвучала едва только рассвело. С вечера накрапывал мелкий дождик, а когда колонны воинов выстроились на Красной площади - он усилился. Смотрите, товарищи, - сказал кто-то из лётчиков, - кажется будто сама природа оплакивает тех, кто не дожил до светлого дня Победы. В знак согласия все промолчали.

1-му Белорусскому повезло больше всех. Наша колонна стояла перед самым Мавзолеем В. И. Ленина. Никто из нас не замечал дождя. Светлое чувство радости наполнило все души. Взоры всех участников парада были обращены на правительственную трибуну. Ровно в 10 часов утра на ней появились руководители партии и правительства, видные военачальники. Принимал парад Маршал Советского Союза Г. К. Жуков. Командовал парадом Победы Маршал Советского Союза К. К. Рокосовский. Сводные полки возглавляли командующие фронтами.

Никогда ещё Красная площадь не видела столько орденов и медалей, столько Героев Советского Союза, полных кавалеров ордена Славы, прославленных военачальников, как в этот день. У каждого участника парада было не менее 3-х правительственных наград. Стройными, ровными шеренгами прошли воины всех 10 фронтов. Марш сводных полков завершился необычным зрелищем. Специально выделенная рота пронесла фашистские штандарты низко склонёнными к земле и под грохот барабанов бросила их к подножию Мавзолея. Это были те знамена, которые гитлеровцы собирались пронести по Москве в 1941 году.

Когда наши колонны миновали Красную площадь, мы попали в плотный живой коридор. Люди забрасывали воинов цветами, обнимали, целовали победителей. И так было на всём пути до Сокольников. Парад Победы праздновала вся страна. Авиаторы промокли до ниточки. Мундиры пришлось выкручивать. Через час-полтора состоялся праздничный обед. А на следующий день мне вручили пригласительный билет в Кремль на приём в честь участников Парада Победы. И хотя я на подобных приёмах до этого был трижды, на этот раз шёл с особым чувством гордости за нашу могучую армию, наш советский народ. Приём прошёл в тёплой, сердечной обстановке. Было много здравиц в честь воинов-победителей. Присутствовали все руководители партии и правительства.

Парад Победы продемонстрировал всему миру мощь и не сокрушимость Советских Вооружённых Сил, их непоколебимую верность делу партии, делу народа. Парад Победы навсегда остался в памяти ветеранов. Всегда будут помнить о нём советские люди. Такое не забывается. Возвратились мы из столицы, переполненные самыми яркими впечатлениями. Особенно нам запомнилась речь Главнокомандующего на приёме участников парада, в которой он поднял тост за здоровье советского народа и прежде всего русского народа. "Я поднимаю тост, - сказал Верховный Главнокомандующий, - за здоровье русского народа потому, что он заслужил в этой войне общее признание, как руководящей силы Советского Союза среди всех народов нашей страны".

Итак, война позади. По сведениям в печати и радио я знал, что мой родной город Севастополь сильно пострадал. Пока шла война, у меня, как и у всех нас, единственное желание было - это как можно быстрей разгромить врага. Мы рвались вперёд, с каждым днём приближались к дню окончательной победы. И в то время родной город и родители, а они жили в Севастополе, были отодвинуты на второй план в моей жизни. Но когда кончилась война, у меня было единственное желание - получить отпуск и поехать к родителям в Севастополь.

Ранней весной 1946 года я смог вырваться из своего полка на несколько дней к своим родным. В это время полк стоял под Батуми. В Германии мои друзья лётчики и техники подобрали трофейную разбитую легковую машину "МБВ", а в наших мастерских ей дали вторую жизнь. И решил я в свой город прибыть на машине. Взял с собою шофёра Бориса, погрузили машину на пароход и отправились в путь. Со мною творилось что-то непонятное, мне не терпелось увидеть свой город и в то же время было страшновато вместо красавца-города, что был до войны, увидеть город израненный немецкими захватчиками.

И вот я на Графской пристани, прошу Бориса ехать как можно медленнее. За войну я видел много разрушений, и всегда было трудно, с какой то болью, наблюдать разрушения - результаты войны, но а это же был мой родной город Севастополь, город моего детства и юности. Я чувствовал какую-то вину перед Севастополем за то, что в трудную годину не пришёл ему на помощь. И тут же как бы оправдываясь, про себя думал, что воевал я неплохо, на моём кителе "Золотая Звезда" Героя и на груди правительственные награды свидетельствовали о моих боевых действиях. И не моя вина, что я находился на другом направлении боевых военных действий.

И вот мы на центральной улице города - улицы В. И. Ленина. Едем медленно, рассматриваем дома, некоторые из них были превращены в развалины, не обращая внимание на прохожих, а эта улица всегда людная. Народ уже заинтересовался нами, смотрели на нас с любопытством, и было чему удивляться: немецкая машина, а в ней солдат и подполковник Советской Армии. Но я был занят своими воспоминаниями, я сравнивал и припоминал как всё это было до войны, до разрушений.

И вдруг слышу крик: "Валя!" С Графской пристани бежал к нашей машине моряк, маленького роста, с вещевым мешком через плечо. Он бежал бегом, на его лице радость от неожиданной встречи. И тут я его узнал, это был Николай Бондарев, младший брат Саши Бондарева - друга моего детства. Я выбежал из машины и расталкивая людей - любопытных прохожих, а их уже собралось много около моей машины, я бросился навстречу к Николаю и первые минуты встречи мы ничего не могли сказать друг другу только твердили одно: "Жив! Выжил, живой!". Мы целовались, на глазах были слёзы радости.

Многие наблюдавшие за этой сценой подходили к шофёру и спрашивали: "Это он брата встретил?". Но Борис и сам смотрел с удивлением и ничего не мог понять, он не знал с кем я встретился. Люди моего поколения меня хорошо понимают, пройти войну, пережить все ужасы войны, они понимают как радостно встретить после жестоких боёв старых друзей, родных, а ведь потом я узнал, что Николай воевал на флоте, вёл бои на морях и в настоящее время после отпуска возвращался к себе в часть, которая находилась в Прибалтике под Таллином. Я попросил Николая подождать меня в машине пока я буду в городском Совете. Мне нужно было кое-какие дела уладить насчёт моих родителей, они нуждались в жилье. Я быстро вернулся и предложил Николаю пойти пообедать в ближайшем ресторане.

Я был очень рад, когда мне Коля сообщил, что Саша и Володя Бондаревы живы. Саша, как я уже упоминал, был военным врачом и всю войну работал в госпиталях, лечил воинов и вновь ставил их в строй. А Володя, шофёр-виртуоз, был в самом пекле, в пехотных войсках, защищал и освобождал свой родной город Севастополь. Эта встреча тоже осталась на всю жизнь в моей памяти.

Начиная с 1960 года, почти каждый год, находясь в отпуске в Севастополе, я всегда ездил в посёлок Качу, в места моего детства и юношества, хотя там уже нет лётной школы пилотов, но всегда с замиранием сердца я осматривал этот военный городок, хотя там сейчас дислоцируются другие войска, восстанавливалось в памяти первые дни становления меня как лётчика-истребителя.

Находясь в этом посёлке с семьёй, я всегда останавливался у Бондаревых, у сестры Саши Анны Ильиничны. Надо откровенно сказать, что семья Бондаревых на редкость дружная и трудолюбивая. Анна Ильинична до 1938 года, будучи ещё совсем молодой, работала в военной столовой, ни один год возглавляла женский совет, считалась самой активной общественницей. Был во всем порядок и в столовой и на территории военного городка. А с 1945 года она была бессменным депутатом поселкового Совета. Муж Анна Ильиничны, Маренчук Павел Игнатьевич - ветеран Великой Отечественной войны.

*     *     *

К сожалению, при жизни Валентин Николаевич Макаров не успел опубликовать свои воспоминания. Многие годы они хранились у его родных в виде рукописных заметок. Лишь недавно сын прославленного лётчика передал их мне для всеобщего обозрения. Мне хочется выразить слова глубокой благодарности Владимиру Валентиновичу Макарову за предоставленную рукопись и редкие фотографии из семейного архива.

Из неопубликованных воспоминания В. Н. Макарова.  Часть 2.

Главное меню  |  Новости сайта  |  Библиотека  |  О данном сайте  |  Обратная связь

© 2024 г.   Советские лётчики-асы. Герои воздушных войн 1936-1953 гг.   При копировании материалов данного сайта, активная ссылка на источник обязательна.