| А Б В Г Д Е Ж-З И К Л М Н О П Р С Т У-Ф-Х Ц-Ч Ш-Щ Э-Ю-Я |
Боевым друзьям посвящается.
Я считаю, что исход боя решает не тот, кто сильнее, а тот кто хитрея. Мне на своём "Ястребке" не раз приходилось сталкиваться с численно превосходящим противником. И действовал я всегда именно по этой формуле: "Кто кого перехитрит ?" И, как правило, побеждал...
 |
ДОВОЕННЫЙ ПЕРИОД
Мне, видимо, да и остальным, любящим свою профессию, однажды пришлось встретить то, что заставило полюбить навсегда. Родился я и детство моё прошло в городе Севастополе. Любил море, увлекался в детстве рыбной ловлей. Мой папа в выходные дни часто брал меня на ночную рыбалку. Вскоре мои родители переехали в посёлок Кача, который находился севернее от Севастополя (в 21 км), где находилась Качинская лётная школа пилотов. Самолёты покорили меня и я решил стать лётчиком.
С 15 лет началась моя самостоятельная жизнь. После окончания 7 классов я решил учиться слесарному делу и поступил в школу фабрично-заводского ученичества (ФЗУ) при морском заводе имени Орджоникидзе.
Был у меня друг детства Саша Бондарев, вместе учились в одной школе, сидели за одной партой. Много у нас с ним было общего, оба мечтали одно время стать моряками, потом лётчиками, как это бывает в детские годы. Но потом пути наши разошлись. Встречались мы с Сашей только в выходные дни. До утра рассказывали друг другу новости своей жизни за целую неделю. Я пошёл работать и учиться в ФЗУ, а Саша решил учёбу продолжать в средней общеобразовательной школе. Его начала увлекать медицина.
При встрече я Саше рассказывал как мы, три друга по работе на заводе имени Орджоникидзе, гордясь своей работой, всячески старались подчеркнуть о принадлежности к рабочему классу, после смены специально не умывались, а были случаи, когда мы грязными руками проводили по лицу, доказывая, что мы рабочие, и хоть мы ещё юнцы, но зарабатываем деньги. И никак не могли понять, почему это девочки, при встрече с нами, иронически улыбались, старались нас сторониться и если мы с ними начинали разговор, то они, чаще всего, беседы с нами не поддерживали.
Ну а у Саши был свой интерес, при встрече он мне рассказывал о школьных новостях, о наших учителях, школьных друзьях. Забегая вперед, хочу сказать, что мечта Александра Ильича Бондарева сбылась, он перед войной закончил медицинский институт в городе Симферополе и с первых дней войны был на фронте в должности военного врача.
Бывают в жизни такие моменты, которые остаются в памяти на всю жизнь. Вот и у меня, как говорится, навсегда остался в памяти день первой получки. После смены пошли мы, три друга, за зарплатой. Чувствовали мы себя гордо, стояли в очереди со старыми рабочими - ветеранами завода, как равные. Получив деньги, пошли домой с гордой улыбкой и каждый из нас старался лишний раз провести рукой по карману, где лежали деньги. Дома меня встретила мама, она знала, что сегодня на заводе получка. Она молча хлопотала около плиты, готовила для всех ужин. Я неспеша умылся с достоинством взрослого человека, подошёл к маме и передал ей все деньги и сказал, что это только начало, потом я буду приносить больше как только научусь хорошо работать. Точно я уже и не помню что мне говорила, мама, но хорошо помню, что она меня поцеловала, что-то говорила ласковое, а на глазах у неё выступили слёзы. Это были слёзы радости за меня.
Потом я стал более опытнее, прислушивался и приглядывался к старым рабочим. Они иногда в день зарплаты делали подарки своим мамам и женам. В следующий раз я решил купить маме дешёвый платок для дома, но мама с такою радостью приняла мой подарок, сразу его повязала, посмотрелась в зеркало и сказала, что она, в этом моём платке, стала моложе.
Ещё в стенах ФЗУ я стал постоянным посетителем Севастопольского аэроклуба. А вскоре, в 1937 году, по путёвке комсомола меня направили на 6-месячные курсы гражданских пилотов в город Симферополь, где мне удалось завершить первоначальное изучение авиации. Эти курсы дали нам хорошие знания и понятия об авиации. Вскоре мы так втянулись в работу и учёбу, что и не заметили как подошла осень 1937 года. Мои друзья и я, почти, полностью освоили самолёт У-2 и уверенно выполняли все фигуры высшего пилотажа для этого типа самолёта: полёты по маршруту с выходом в заданный ориентир в точное время. Освоили взлёт и посадку, что главное для каждого лётчика. Должен сказать, что эти элементы полёта и сейчас не утратили своего значения.
В один из сентябрьских дней 1937 года к нам прибыли из Качинской школы пилотов имени Мясникова военные лётчики-истребители. Внешний вид, их форма, внушала уважение, было видно, что это настоящие лётчики. Они приехали в Симферопольский клуб пилотов для отбора лучших учеников, находящихся на 6-месячных курсах гражданских пилотов. Отбирали самых лучших в технике пилотирования и в знании теории полёта, без чего невозможно грамотно летать.
Должен откровенно сказать, пережили мы тогда много, волновались, а вдруг не пройдём, не отберут нас и мы не попадём в число лучших. Начался испытательный отбор с технике пилотирования. Нам предоставили полную возможность и самостоятельность в выполнении задачи: делай как знаешь и что умеешь. Вскоре была подобрана группа ребят, показавшие лучшие результатн в лётном деле. В эту группу попал и я.
В октябре 1937 года радостные и счастливые, вся наша группа, что прошла конкурс-отбор, прибыла в Качинскую лётную школу пилотов. Нас обмундировали и распределили по эскадрильям, где обучение проходили на самолётах Р-5 (разведчик). После принятия военной присяги, принимал присягу у нас начальник школы пилотов Иванов Василий Иванович, мы энергично принялись за изучение и освоение теоретических и практических вопросов, параллельно изучали самолёт Р-5, и через полгода приступили к полётам на этом самолёте. Машина была тяжелее У-2, да и управление было намного сложнее. Постепенно самолёт был изучен и освоен. Мы приступили на нём к самостоятельным полётам.
Вскоре поступила команда освободить во 2-й эскадрилье пилотов с лучшей техникой пилотирования и перевести их в 3-ю эскадрилью на освоение самолёта И-16. В списов освобождённых попал и я. Мечта моя сбылась, но эта не только моя мечта, мечтали многие лётчики-курсанты освоить самолёт И-16 и летать на нём. Из наших симферопольцев, что вместе обучались на курсах гражданских пилотов, курсант Красильников был определён в 3-ю эскадрилью и мы на него смотрели с завистью. Он раньше нас окончил училище и пока мы летали на Р-5, стал боевым лётчиком и служил где-то под Москвой. И только один раз он приезжал к нам во время отпуска. К сожалению дальнейшая его судьба мне не известна. Их воинская авиационная часть первыми приняла удар в первые дни войны в Белоруссии...
Конечно, И-16 в то время считался хорошим самолётом и каждый мечтал освоить его и летать на нём, скорость полёта у него была в 2 раза больше, чем у Р-5. Прибыли мы в 3-ю эскадрилью в распоряжение майора Тарасенко. Командир авиационной эскадрильи для нас был недосягаем. Самолёт его был красного цвета, майор исключительно владел техникой пилотирования, особенно когда он прилетал с других аэродромов, то выполнял каждую фигуру высшего пилотажа с таким мастерством, что мы его, наблюдая с земли, узнавали по "почерку" полёта.
Командиром отряда у нас был Петров, прекрасный человек и грамотный лётчик, очень внимательный и душевный человек. Забегая вперёд, хочу сказать, что встретился я с ним после войны в 1953 году в городе Дальнем (Китайская Народная Республика). Встречи этой мы оба были очень рады. Был он в звании полковника, уже списан с лётной работы и выполнял функции на командам пункте истребительного корпуса. Но по-прежднему оставался отзывчивым, честным и располагал к себе своих друзей и товарищей по службе.
В 1939 году я закончил Качинскую лётную школу пилотов и получил назначение в воинскую часть под Москву в город Люберцы. Со службой в Любepцax у меня связано много: во-первых - это становление как лётчика-истребителя. Надо сказать, что наша авиационная часть в Люберцах была одна из лучших в ВВС Московского округа. Во-вторых - мы многое получили, обучаясь лётному делу. То, что дали нам и научили нас старшие командиры и товарищи, нам всё это пригодилось на войне.
Командиром нашей части был полковник Климов (в последствии генерал-полковник), а затем - полковник Сбытов (в настоящее время генерал-лейтенант). Под руководством грамотных и талантливых командиров, мы, как воздушные бойцы, окрепли в технике пилотирования и многое узнали, о чём ни разу не говорилось в лётной школе.
В начале мая 1941 года мне сообщили, что меня направляют на курсы для подготовки заместителей командиров авиационной эскадрильи в город Конотоп. 15 мая 1941 года группа из 6 человек, в том числе и я, выбыли из Люберец на подготовительные курсы. Мы даже и не подозревали, что снова на службу в свою часть в Люберцы мы не вернёмся...
По прибытии в Конотопскую школу мы усердно принялись за учёбу. Кроме теоретических дисциплин, мы изучали общеобразовательные предметы: математику, физику, аэродинамику и специальные предметы, необходимые для совершенствования технику пилотажа и воздушное мастерство. Кроме того нам нужно было обязательно летать 1-2 раза в неделю. Это было очень хорошо. Полученные знания военных и лётных дисциплин тут же применялись на практике.
В Конотопе на курсах усовершенствования командного состава (КУКС), я встретил своего старого друга по Качинской школе пилотов - Свинова Василий Степановича. Мы оба были очень рады встрече. Василий Степанович по натуре спокойный, добродушный, обладал какой-то притягательной силой, простотой в обращении, взаимном уважении и чувством товарищества как в учёбе, так и в быту. С Василием Степановичем мы вместе начали военные действия, вместе летали и били врага. Но об этом речь впереди.
В городе Конотопе на курсах усовершенствования инструктором был лейтенант Иван Моторный. Он был маленького роста, ходил с высоко поднятой головой. Казалось, что он важничает. Приглядевшись к вновь прибывшим своим ученикам в школе и на аэродроме, через несколько дней после нашего прибытия, высказал своё недовольство полётами. Нам было очень обидно и мы считали, что оценка дана несправедливая. И мы ждали случая, чтобы доказать Моторному, что мы не такие уж плохие лётчики. Особенно Иван Порфирьевич доказывал, что вновь прибывшие к нему ученики "хромают" на "бочках".
И вот случай подвернулся, инструктор Моторный полетел со мною. Я был рад и решил его проучить на этих самых "бочках". Но Моторный оказался более выносливым и лучше подготовленным к перегрузкам. Инструктор остался доволен этим полётом и как ни странно - этот полёт сблизил нас. С Иваном Порфирьевичем Моторным не один год наша дружба продолжалась и крепла на боевых дорогах войны. Да и после войны мы были самыми близкими друзьями.
С 1939 года началась моя самостоятельная жизнь в авиации, которой я полностью отдался. Более ответственного, красивого и любимого дела для меня не существовало. Не скрою, в эти годы мы мечтали о подвигах: события в Испании, на Хасане, в Монголии привлекали молодых мужеством героев, сражавшихся на этих участках войны, особенно мы следили за подвигами лётчиков. Наша страна готовилась к серьёзным испытаниям,а вместе с него и мы - фантазёры и мечтатели...
К этому времени я уже хорошо овладел техникой пилотирования. А совершенствовать её довелось в бою.
НАЧАЛО ВОЙНЫ.
Начало войны меня застало в городе Конотопе. 21 июня я и Василий Свинов вечером планировали как лучше провести воскресный день. Учеба на Курсах нам давалась легко, образование у нас было среднее, хороший по тому времени налёт на боевых самолётах и неплохая техника пилотирования. Да, личное время мы проводили интересно. Были мы тогда молоды - по 21 году, молодость, есть молодость, хотя чувствовали, что надвигается на нашу Родину чёрная туча, но в такие годы не хотеловь думать о войне, как и всех молодых нас интересовала дружба и любовь. Жизнь дышала благополучием, радостью к счастьем. В эти годы у каждого было столько планов и надежд - самая счастливая пора в жизни.
Находясь в Конотопе, знакомясь с городом, нам с Василием Свиновым посчастливилось познакомиться с хорошеникими девушками, между собой мы их называли воздушными созданиями они действительно были хороши и Машенька и Галиночка. И вот в это время воскресенье 22 июня, мы с Василием ждали и готовились к счастливой встрече со своими любимыми девушками. Ещё в субботу всё начистили, выгладили, договорились, чтобы утром рано в воскресенье нам открыли баню, чтобы хорошо помыться и явиться на свидание, как говорят, с иголочки.
Но все наши планы рухнули. В ночь с субботы на воскресенье, вернее это было уже утро воскресного дня 22 июня 1941 года коричневая чума вторглась в пределы нашей Родины. И надо же было так случиться, что в это время мы с Василием были в бане и хорошо намылились. Слышим гул сирены, но мы решили, что это учебная тревога для постоянного состава. Но спустя некоторое время в баню вбегает дежурный и кричит, что есть силы: "Война!" Мы подумали, что это шутка и продолжали мыться. Но после второга раза, когда прибежал вновь дежурный, мы быстро оделись и решили пойти разобраться, что произошло и что нам делать. Из бани пошли в общежитие, положили вещи и вышли на улицу. В городке стояла гнетущая тишина, ни одного человека не видно. Решили забраться на крышу общежития, здание было трёхэтажное, видим на аэродроме беготня, готовёт самолёты, носят боекомплекты. Мы быстро побежали на аэродром и там на месте во всём решили разобраться.
Когда мы пришли на аэродром, нас уже разыскивали, так как мы входили в первую десятку, вылетающую на фронт в город Умань. Я подошёл к командиру эскадрильи капитану Мяскову и попросил у него разрешение зачислить нас в одно звено со Свиновым. Нашу просьбу удовлетворили. Я, Свинов и Рязанцев вылетели в город Умань. Я был в этом полёте ведущим. Мы мечтали с Василием летать парой и по прибытии в Умань всё получилось само собой. Рязанцев по различным причиинам очень мало летал с нами и наша мечта сбылась, мы с Василием стал летать парой, это, как говорится, развязало нам руки, дало свободу маневра в воздушном бою и надёжность прикрытия ведущего, а также взаимной выручки, с чем Василий Свинов отлично справлялся. В последствии боевой порядок в паре был принят новсеместно.
Не считаясь с метеорологическими условиями мы с Василием летали на разведку, сопровождали бомбардировщиков и производили аэрофотосъёмки, вели воздушные бои и радостными возвращались с выполненного боевого задания. Мы приходили на свой аэродром крыло в крыло, как будто один самолёт когда смотришь с земли и почти всегда делали "туза", то есть, делали боевые развороты в разные стороны, а потом снова сходились и парой садились. Нас так и звали - два неразлучных друга на земле и в воздухе. После боевых вылетов, пока заправляли самолёты и пополняли боекомплект, лёжа на земле (маленький отдых), мы любили разбирать и делиться впечатлениями о прошедшем боевом вылете.
Итак, на второй день войны из слушателей курсов и постоянного состава в Конотопе была сформирована эскадрилья, в которую были включены и мы со Свиновым. И как я уже писал, были в одном звене. И в этот же день мы из Конотопа вылетели на И-16 в город Умань.
ВОЗДУШНЫЕ БОИ НАД КИЕВОМ И УМАНЬЮ.
Первые поражения и первые победы... Лётчики творили чудеса на стареньких И-16. И намного стало легче одолевать врага, когда в конце сентября 1941 года мы получили самолёты ЛаГГ-3 с пушкой, стреляющей через втулку винта. Хорошая была машина. На ней мне под Харьковом удалось за одну неделю сбить 5 "Юнкерсов".
В минуты затишья, мы мысленно возвращались в город Конотоп, вспоминали, с каким нетерпеньем все мы ждали приказа о вылете на фронт. 26 июня 1941 года наша эскадрилья, командир капитан Владимир Мясков, вылетела в район боевых действий под город Умань. После короткой подготовки и объявления боевого расчета, 28 июня наша скадрилья поднялась в воздух и взяла курс на город Киев (аэродром посадки - Васильково). Мы провели беспокойную ночь на этом аэродроме. Для ночных действий он оборудован не был и мы не могли подняться в воздух для уничтожения немецких самолётов "Ю-88", которые то и дело проносились над аэродромом и городом, сбрасывая небольшое количество фугасок.
С рассветом 29 июня мы вылетели на Белую Церковь, а затем и в город Умань, с задачей обеспечения боевых действий Дальней авиации, которой командовал Фалалеев (в последствии - маршал авиации). Когда мы прибыли на место назначения, Дальней авиации уже не оказалось. Часть из них понесла потери при выполнении поставленных задач без истребительного прикрытия, а остальные перебазировались подальше в тыл, сначала на левый берег Днепра, а потом на аэродромный узел Полтавы.
В начале июля мы по настоящему включились в боевую работу: сопровождали до цели и обратно бомбардировщиков ДБ-3, СБ и СУ-2. Полёты наши проходили, главным образом, в районе Кременчука и по дорогам правобережья Днепра. Сюда мы прилетали на своих "ястребках" для разведки колонн противника, которые двигались по этим дорогам, штурмовали их и дела наши пошли веселее. Мы группами в 3-6 самолётов выполняли поставленные задачи. А когда немцы в районе Перевалочной форсировали Днепр и стали расширять плацдарм, мы полностью включились в боевые действия с врагом. Там мы впервые встретились с авиацией противника, с их самолётами "Ме-109", "Ю-88" и других.
Первые вылеты на штурмовку колонн противника, двигающейся по правому берегу в направлении к городу Днепропетровска, показали нам каких результатов мы добиваемся этой штурмовкой. Когда мы, после выполнения задания, уходили на свой аэродром, то видели горящие цистерны с горючим, грузовые машины. На время наших штурмовых действий колонны противника останавливались, солдаты и офицеры противника разбегались в сторону от своей техники, и это мы наводили страх и панику на вражеские войска.
Итак, первыми моими боевыми вылетами была штурмовка немецких колонн... Мой преданный друг Василий Свинов, по-прежнему был моим ведомым, честный и преданный своему лётному делу, сильный и инициативный человек, с ним мне было всегда спокойно, я был в нём уверен, идя на выполнение боевого задания я знал - этот не бросит и не подведёт. Наш первый воздушный бой закончился победой. А было это так... Июль 1941 года... Мы настигли неприятельский самолёт недалеко от Кременчуга и успели перехватить его над левобережьем Днепра. Немецкий корректировщик возвращался на свой аэродром и его нельзя было упускать. Но экипаж "Хеншеля" был опытный. Пилот умело маневрировал. Задняя огневая установка яростно огрызалась. Уже на дальней дистанции я понял, что вражеский стрелок расчётлив и меток. Всё же мне удалось, вывернувшись резким маневром в "мёртвую зону", убить стрелка и поджечь метор. Моему ведомому, Василию Свинову, удалось поджечь крыло самолёта.
Из кабины объятого пламенем "Хеншеля" вывалился комок. Немецкий лётчик летел к земле в затяжном прыжке, расчитывая на то, что пара "И-16", одержав победу тотчас уйдёт и его не заметят. Но я с ведомым снижался чуть ли не рядом с ним и дожидался когда наконец раскроется парашют. Мне было видно, что немец одет в чёрный комбинезон, даже лицо его различил, оно было мордастое, злое и решительное. Он, видимо, ждал, что мы его расстреляем в воздухе, но мы не стреляли, а ходили вокруг него, провожая до земли. И фашист понял, что его не убьют. Он лихорадочно заработал стропами, чтобы ветер унес его на правый берег, где были свои. Мы с Василием Свиновым продолжали ходить кругом. Я заметил, что ветер и регулирование стропами не помогает немцу, было ясно, что он приземлится сравнительно далеко от реки и мне, специально вылетевшему на эту охоту, удастся что-нибудь предпринять. Уже совсем близко внизу простиралась голая, ровная, как стол, степь. Фашистский лётчик упал на бок, вскочил, мгновенно отстегнул лямки парашюта и побежал к Днепру. Я решил идти на посадку. Но и ведомый, лейтенант Свинов, тоже пошёл на посадку, когда как ему пологалось прикрывать меня с воздуха.
- Эх, Вася! - с досадой подумал я и взмыл вверх, увлекая за собой лейтенанта Свинова.
- Отсекай ему путь к реке! - приказал я Василию Свинову, продолжая набирать высоту.
Василий отстал, развернулся и пошёл к земле. Фашист упал и пополз. Выход был один, убить немецкого лётчика. Но оглядевшись, в стороне в клубах пыли я заметил скачущую группу всадников. Я резко снизился и, покачав крыльями, прошёл над ней в сторону реки. Всадники продолжали скакать своей дорогой. Мне пришлось снова снизиться, покачать крыльям над колонной и опять полететь к реке, как бы указывая на скирду сена, к которой упрямо подбирался вражеский лётчик. Ковалеристы поняли, что мы хотим от них, свернули с дороги и понеслись к Днепру. Ожидая, когда ко мне пристроится ведомый, я видел как конники окружили копну, в которой уже успел спрятаться фашист.
Мы с Василием вернулись на свой аэродром и радостно доложили своему начальству о первой победе сбитом самолёте-разведчике, и о том, что фашистский лётчик пленён кавалеристами.
Вспоминается и ожесточённый воздушный бой над Полтавой, куда мы летали штурмовать аэродром противника и прикрывали 2 девятки самолётов Ил-2. Нас было 2 восьмёрки, в это время мы стояли в Купянске. Над аэродромом Полтава, куда "Илы" пошли на штурмовку, нас атаковал полк "Мессершмиттов", завязался жестокий бой. Наши лётчики-истребители смело атаковали вражеские самолёты и вовремя приходили на помощь товарищам. На моего ведомого обрушились "Мессера", заходили Василию в хвост, пришлось идти на выручку своему другу и отбивать не одну атаку. Бой был жаркий. У нас был ограниченный запас горючего для возвращения на свой аэродром, но мы вели бой до полного израсходования боекомплекта и вышли из боя только тогда, когда горючего в баках оставалось только чтобы дотянуть до аэродрома.
Трудно было определить сколько на нашу долю пришлось сбитых самолётов противника в этом бою, но партизаны сообщили, что в этом бою нашими истребителями было сбито 10 самолётов противника, мы потеряли 4 самолёта. Этот бой стал примером взаимной выручки и глубокого чувства товарищества.
С Василием Свиновым мне часто приходилось вылетать на разведку переднего края и тылов противника. И вот однажды, мы стояли в Троицком (или Панкратовка), это между Уразовом и Старобельском. Нас рано подняли и дали нам с Василием задание провести разведку дороги Белгород-Харьков и аэродромов Харькова. Мы в паре вылетели ещё до восхода солнца. Стояла дымка, видимость по горизонту 4-6 км. Вышли на Белгород и сразу обнаружили голову колонны, вступающую в город, конца колонны не было видно. Шла пехота, танки и другая техника. Фашисты нас не ожидали при такой погоде и так рано. Мы снизились до бреющего полёта и полетели вдоль дороги на Харьков. Фашисты, видимо, приняли наши самолёты за свои "Мессеры" и поэтому нас они не обстреляли. Мы спокойно долетели до Харькова, где обрывался хвост колонны.
Трудно было представить, сколько двигалось вражеских войск на протяжении 70 км. Мы выскочили на Харьковский аэродром. Видимость резко ухудшилась и переходила в сплошной туман. Всё же нас враг замелил и нас обстреляли из "эрликонов". Плоскость моего самолёта была пробита. Нам ничего не оставалось, как уходить на свой аэродром. Да и посуществу разведку мы провели полностью, задание было выполнено. Мы вошли в облака и вернулись на свою базу.
По прибытии на свой аэродром сразу же доложиди своему начальству всё что видели. Срочно были подняты в воздух 2 девятки "Илов" и 8 истребителей. Я был ведущий всей группы. Мы вывели штурмовиков на цель. "Илы" растянулись цепочкой и началась атака всей мощью огня этих могучих самолётов, которых фашисты называли "чёрной смертью". Можете себе представить, какой ужас и опустошение принесли они. Всё сметая с дороги реактивными снарядами, бомбами, пушками и пулемётами. Эта была чистая и точная, в смысле попадания в цель, работа, посеявшая смерть фашистам от Белгорода до Харькова.
Чтобы немцы не разбегались с дороги, мы помогали "Илам" пулемётно-пушечным огнём по обочине дороги. В это время нас никто не атаковывал и у нас была полная свобода действий. Многие товарищи за эту операцию получили награды. Среди них были отмечены и мы с Василием Свиновым, его наградили орденом "Красное Знамя", меня - вторым орденом "Красное Знамя".
Итак, заканчивался боевой 1941 год. Мы возмужали и закалились в воздушных боях с численно превосходящим противником. Мой ведомый и боевой друг, Василий Степанович Свинов, в начале 1942 года после тяжёлого ранения в воздушном бою и не один год пролежал в госпиталях. В далёком тылу нашей Родины врачи клеяли и латали Василия до 1947 года. Слишком рано расстался Василий со своим любимым лётным делом. Больше не пришлось ему воевать по состоянию здоровья. Но с авиацией он не расстался и долгое время работал в системе Гражданского Воздушного Флота, безусловно не лётчиком.
Но мы с Василием Степановичем остались навсегда большими друзьями и наши семьи дружили и дружат. Свиновы прожили около 20 лет в городе Сухуми. Василий Степанович и его жена Надежда Евстафьевна работали в авиапорту этого города. И мы, почти, каждый год встречаемся, и странно, никогда наши беседы не иссекают, всегда находятся эпизоды из фронтовой жизни, воспоминания об общих знакомых. В последнее время Василий Свинов со своею семьёй жил в городе Туле, и по-прежднему со своею женой Надюшей вместе работал в аэропорту.
После лейтенанта Василия Свинова моим ведомым стал Геннадий Дубенок. Войну он закончил в звании полковника, на груди его была медаль Героя Советского Союза. После войны Геннадий Сергеевич был преподавателем в Монинской военной академии, кандидат военных наук. С первых дней совместной работы с Дубенком, мы подружились, а это на фронте главное, если нормальные взаимоотношения между лётчиками - ведущим и ведомым - более уверенно ведёшь бой, знаешь, что если придётся туго, друг тебя не оставит в беде. У нас был неписанный закон: сам погибай, но друга выручай.
Тяжело было сознавать, что нет рядом моего друга Василия, с которым мы так подружились и полюбили друг друга. Но, надо сказать откровенно, мне повезло, Геннадий Сергеевич чем-то походил на Свинова, мы понимали без слов друг друга, и на земле и в воздухе.
Вернёмся опять к боям на Днепре. Мы ежедневно сопровождали СБ на цель противника. И тут мне хочется привести случай мужества этих славных лётчиков-бомбардировщиков, этих боевых ребят. А это было так... Немцы постоянно наводили переправу на одном и том же месте, где эту переправу разбивали наши бомбардировщики. Шло время к исходу дня. Группа из 6 СБ и 4 И-16 вылетели на выполнение боевой задачи. Ещё до подхода к цели четвёрка Mе-109 пыталась атаковать наших бомбардировщиков, но мы их связали боем. И когда их атака была отбита, наши самолёты были уже у цели.
Серебристые машины СБ плотным строем находились на боевом курсе. Зенитная артиллерия немцев неистовала, била из крупного и среднего калибра, шли сплошные трассы "эрликонов". И вдруг левый ведомый бомбардировщик загорелся. Я поспешил к нему, но истребителей противника с ним рядом не было, они были справа и выше. Бомбардировщик СБ горел, но лётчик не выходил из строя, держался пока не пошли бомбы на цель ведущего и всей группы. Он также сбросил бомбы на цель, чуть отвернул влево и взорвался. Лётчик и его экипаж не думали о смерти, они знали, что Родина в опасности, и единственное их желание и стремление было - это любой ценой выполнить боевое задание и как можно больше уничтожить врага, который посягает на наше счастье, на наш дом.
На фронте такие героические поступки, примеры верности служению своей Родине происходили ежедневно. Однажды нам поставили задачу: определить наличие переправ в районе Кременчук-Перевалочная. Вылетели мы на рассвете с командиром эскадрильи Иваном Моторным. Вышли на Днепр, пункт Перевалочная. Высота не более 100 метров, облака нависли над Днепром, видимость была отвратительная. Здесь, по предварительной договоренности, мы разошлась, Иван Моторный пошёл по левому, а я по правому берегу реки в направлении города Кременчуга. Но не прошло и нескольких минут, как я выскочил на переправу. По ней шли с большим интервалом танки, а перед переправой большое скопление машин, цистерн и другой техники. Я резко развернул самолёт вправо и пошёл вдоль переправы. Иван Моторный уже пролетел. По нашим самолётам противник открыл сильный зенитный огонь.
По всей вероятности, из-за плохой видимости самолёт Ивана Моторного немцы не смогли обстрелять и его самолёт не пострадал. Теперь весь огонь немцы перенесли на меня. Сразу правое крыло моего самолёта было изрешечено зенитной артиллерией. Был повреждён мотор, он стал давать перебои в работе и мне пришлось уйти в облака. Под прикрытием облаков мне удалось увернуться от зенитного огня. Потом я пробил облачность и примерно взял курс на свой аэродром. Мотор работал с перебоями, тряска его усилилась, но мне удалось подобрать для работы мотора подходящий режим и я благополучна дотянул до своего аэродрома. Потом мне техники сообщили, что пробоин более 40.
Через несколько минут прилетел Иван Парфирьевич Моторный. Мы с ним точно установили место переправы и количество скопления техники в этом районе. Задача нами была выполнена, а мой самолёт (я летал на И-16) через несколько часов был готов, этот самолёт был вынослив и живучь!
Примерно через 2 часа группа наших бомбардировщиков нанесла удар по переправе. Переправа была полностью разбита. В этом полёте мне пришлось быть ведущим, так как у нас было принято за правило, кто обнаружил цель, тот и ведёт группу бомбардировщиков или штурмовиков показать им и обозначить цель для бомбардировщиков или штурмовиков.
Можно было позавидовать мастерству лётчиков-бомбардировщиков, их меткости и точности нанесения бомбовых ударов, групповой слётанности и полётам в самых сложных метеоусловиях. Самолёты СБ на наш аэродром прибыли с востока несколько дней назад. Стоянка их была на противоположной стороне аэродрома, получалось так, что поставленные боевые задачи мы выполняли вместе.
Однажды, получив очередную боевую задачу, прикрыть действия девятки СБ, наши бомбардировщики должны были действовать по войскам противника, двигающимся по дорогам. Мы четвёркой И-16 должны были их прикрывать. Повели на цель. Когда подходили к цели, немцы открыли сильный зенитно-артиллерийский огонь. Самолёты СБ перестроились и сделали 2 захода в колонну противника. На дороге возникли пажары, горели цистерны с горючим, танки, машины. Наши бомбардировщики отработали хорошо. Но вдруг появилась четвёрка Mе-109. Теперь наша задача истребителей прикрыть бомбардировщиков и помочь им до конца отбомбиться. Самол1ты СБ сразу перегруппировались, стали звеньями плотнее и нам их было легче прикрывать. Сколько не старались "Мессершмитты" подойти к СБ для атаки, но у них из этого ничего не получалось, нам удавалось их отгонять огнём своих пулемётов.
Облачность была 6-8 баллов, мы имели возможность уходить в облака. Итак, задание было полностью выполнено и мы благополучно прибыли на свой аэродром.
...Город Полтава. Здесь мы получила первую боевую закалку и первые испытания. Таран немецкого самолёта Mе-109 младшим лейтенантом Василием Сироштаном, первые сбитые самолёты противника, и первые потери наших самолётов.
Итак, первый этап был закончен. Мы прибыли в город Ростов-на-Дону для получения новых самолётов ЛаГГ-3. По прибытии мы вспоминали как 1 октября 1941 года был построен полк. Перед строем был зачитан приказ о создании 512-го ИАП. Командиром полка был назначен майор Герасимов Николай Семёнович, он уже был Героем Советского Союза, получил он это высокое звание за сражение в небе Испании. Комиссаром полка был назначен капитан Иван Миронович Мамыкин. Штурманом полка был назначен, наш старый знакомый по Конотопу, капитан Владимир Мясков и инженером полка - капитан Пехов Александр Тимофеевич.
Хотелось бы с самого начала сказать добрые слова о Герое Советского Союза Герасимове Николае Семёновиче. Ему было тогда около 30 лет. Это был настоящий, волевой и энергичный командир, лётчик и организатор. Любил свою профессию лётчика более всего на свете. Николай Семёнович был прост, справедлив, отзывчив. Среди лётного состава он пользовался непревзойдённым авторитетом, весь личный состав полка любил его. К сожалению в настоящее время нет среди нас Николая Семеновича, но есть его сын Олег Николаевич, он тоже лётчик, в настоящее время живёт в Минске.
Комиссар полка Мамыкин Иван Миронович любил летать, умело и грамотно проводил воздушные бои, своими примерами увлекал лётный состав на бой с ненавистным врагом. Мы знали, - где трудно, там Мамыкин. С руководящим составом полка нам, молодым лётчикам, повезло, было у кого учитьса мастерству ведения воздушного боя.
Инженер полка Пехов Александр Тимофеевич - замечательный, опытный и грамотный инженер-авиатор. Он воспитал и обучил не одного техника, под его руководством появились техники-новаторы. такие как Рассоха Андрей Тимофеевич, Жих Михаил Сильвестрович и другие.
Итак, мы в городе Ростове-на-Дону. Обстановка в это время там была напряжённая. Получив новые самолёты, мы несколько дней изучали новую технику и проводили учебные полёты. Новая материальная часть, самолёты ЛаГГ-3 были с хорошим вооружением я приличной продолжительностью полёта. Но скорость явно маловата - до 500 км/час. Маневр был недостаточен из-за малой таговооружённости. Закрывающая часть фонаря была из плексиглаза, часто трескалась и через неё невозможно было вести хороший обзор, а осмотрительность - это главное во время ведения боя. Поэтому приходилось летать с открытым фонарём. Скорость самолёта из-за этого падала ещё на 15-20 км. Но тем не менее, ЛаГГ-3 был всё же лучше, чем И-16.
При получении новых самолётов мы не имели возможности хорошо освоить технику. Не успели мы на этих самолётах даже сделать 5-6 полётов по кругу, не выполняя даже пилотажа и учебного воздушного боя, как была дана команда убывать на фронт. Что касается боевого применения этого самолёта, то нам, этим самолётом, пришлось овладевать непосредственно на фронте, в боях с немцами.
Приказ был дан, мы были готовы к вылету по маршруту: Ростов - Ворошиловград - Харьков. Сам по себе перелёт полком не представлял большой сложности, тем более в простых метеоусловиях. День клонился к вечеру и мы сидели около самолётов, выясняя все вопросы, связанные с перелётом, для нас много было не ясным. Как вдруг к нам подошёл старший лейтенант и спросил кто из нас старший, а затем представился штурману полка капитану Владимиру Мяскову и сказал, что он будет лидировать нашу группу на первом отрезке маршрута. До этого нам никто не говорил о посторонней лидере и это нам показалось странным.
Через несколько минут прозвучала команда "по самолётам". Должен сказать, что по маршруту ориентировка была была очень сложная, территория Донбасса однообразна из-за угольных сопок, масса железных и шоссейных дорог, все они переплетались так, что с воздуха было трудно рассмотреть и понять откуда и куда они идут. Единственный метод полёта по маршруту это курс, время и знание карты полёта. В это время радиотехнических средств обеспечения в истребительной авиации почти не было.
Итак, была команда "по самолётам". Мы быстро заняли места в кабинах своих ЛаГГ-3. Не успели мы запустить моторы, как наш "лидер" вырулил и взлетел. Вслед за ним мы все организовано вырулила на взлёт парами. Собрались над аэродромом всей группой по 20 самолётов. Лидера около нас не оказалось, по всей вероятности он решил, что мы его видим и лёг на куре, не пытаясь подойти к группе. В общем, его беспечность нам чуть не стоила, в лучшем случае, потери новых самолётов. Ведущий капитан Мясков, убедившись, что лидера нет, решил идти самостоятельно и вышел на заданный курс.
Через 30 минут полёта вижу в кабине Володя Мясков жестикулирует, хотя мог и по радио передать. Я у него шёл парой в звене, спрашиваю его по радио что случилось? Но из-за сильных помех было его трудно понять, в приёмнике стоял сплошной треск помех, но потом когда он показал планшет с картой, стадо ясно, что мы идём по неправельнему маршруту. Короче говоря - мы заблудились...
Солнце склонялось за горизонт, стояла дымка, особенно впереди. Володя убрал газ, давая мне место ведущего. Я пошёл вперёд, хотя не хотел быть ведущим, так как сам, откровенно говоря, не имел представления где нахожусь. Я стал внимательно рассматривать местность, проверил курс, время. Но не прошло и 20 минут, как солнце стало заходить за горизонт, наступали сумерки, аэродрома нашего не было видно. Сильный воздушный поток на 50 километров снёс нас к западу. Короче говоря, нам с Володей общими усилиями вскоре удалось выйти на правильный курс и мы благополучно прибыли всей группой на свой аэродром.
Я уже упоминал о том, что лётчики творили чудеса на стареньких И-16, но их мастерство и отвага порой были бессильны перед многочисленностью маневренных, хорошо вооружённых "Мессеров". Стало легче одолевать врага на самолётах ЛаГГ-3, хотя эта машина была чуть капризная в управлении и тяжеловато шла на набор высоты. Забегая вперёд хочу сказать, что на ЛаГГ-3 под Харьковом за одну неделю мне удалось сбить 5 "Юнкерсов". Но тот же ЛаГГ-3 крепко подвёл меня.
Дело было так... Шёл воздушный бой над Балаклеей. В те считанные секунды, когда я атаковал бомбардировщика, откуда-то сзади появился "Мессер". Я рванул ручку, но "ЛаГГ" неохотно послушался руля и увернуться от очереди не удалось. Снаряды противника хлестнули по моей кабине, и тут же прибор показал утечку масла. Подошли ещё 3 "Мессера". Началось то, неравное единоборство, когда израненная машина и лётчик в ней были, в сущности, обречены. Я покинул самолёт лишь тогда, когда у "ЛаГГа" отрубили очередью хвост и самолёт пошёл в отвесное пике. Снижаясь на парашюте, управляя куполом, я тянул на свою территорию. Внизу шёл бой. Наши войска отражали вражескую атаку. Приземлился я в самом пекле, где клокотал свинцовый огонь. При приземлении я почувствовал такую острую боль в колене, что на мгновение потерял сознание.
Да и очнувшись плохо понимал, кто и куда меня тащат за парашют, это были свои. Рискуя жизнью, солдаты спешили укрыть меня в траншею. В этот день мне удалось добраться на свой аэродром, в санчасть, у меня была разбита коленная чашечка и каждое движение ноги причиняло резкую боль. Меня уложили. Но мне не лежалось. Санитарная часть находилась на краю аэродрома. Я взял костыли и вышел на улицу, встал под сосенкой у санчасти и с тоской наблюдал за боевой жизнью аэродрома.
Впервые в жизни я почувствовал себя никому не нужным и лишним. Взлетали и приземлялись самолёты, сновали бензозаправщики. Вот уже сменился стартовый наряд, а я всё стоял не чувствуя, как занемела здоровая нога. Я не мог больше наблюдать боевую жизнь аэродрома, мне немедленно нужно было самому участвовать в этой беспокойной жизни. И я решил, во чтобы то ни стало, добиться разрешения на вылет. Заковылял я к штабной землянке. Пробыл там долго, не буду рассказывать подробно о разговоре с начальством. Но я всё же добился своего и получил разрешение на вылет. Нет, ни такой уж я беспомощный, ещё и в таком состоянии повоюю, померяюсь силой с врагом.
Столько было радости когда я вышел из штабной землянки. Удалось остановить проходящим мимо автостартёр, забрался в кабину и приказал шофёру ехать на стоянку своей новой машины. В это время мой механик Рассоха, закончив осмотр машины, закрывал лючёк бензобака. Увидев вылезающего из кабины автостартёра меня, подбежал, отдал честь, пытался мне помочь, но я его отстронил рукой. И тут же спросил его, почему он мне не докладывает.
- Самолёт в полной боевой готовности! - отрапортовал Рассоха, недоумевая, зачем больному командиру таком доклад.
- Парашют на месте? Шлемофон?
- Так точно! Всё на месте!
- Помоги подняться в кабину, - попросил я его, отбрасывая костыли.
Рассоха выполнил приказ, поднялся в кабину. Я попросил его затянуть потуже ремень на педали здоровой ноги. Только тогда механик Рассоха понял, что я добился разрешения летать. Над штабной землянкой взвилась сигнальная ракета.
- От винта! - весело прокричал я и включил зажигание.
Через 20 минут наше звено истребителей уже дралось под Харьковом, очищая поле боя от нагруженных бомбами "Юнкерсов". Так, в воздухе, вылетая на боевые задания по нескольку раз в день, незаметно и выздоровел.
Серьёзнейшим экзаменом для нас, молодых лётчиков, явилось сражение под Харьковом весной 1942 года. Лётчики нашего полка блестяще проявили себя не только как истребители, но и как штурмовики. Помню такой эпизод: взлетели мы затемно, чуть восток начал светлеть, чтобы собраться и принять боевой порядок пришлось включить бортовые огни. Перед группой, состоящей из 20 Ил-2 и 15 ЛаГГ-3, была поставлена задача нанести удар по аэродрому противника. Мною накануне была проведена разведка, поэтому мне и было поручено вывести всю группу и обозначить цель огнём реактивных снарядов и пушек.
На земле я сильно волновался, знал, что от меня во многом зависят судьбы людей и исход операции. Мы взлетели, я успокоился. Когда видишь цель, тогда не хватает времени на страх и остаётся одна воля к победе. Линию фронта, реку Донец миновали благополучно. Чтобы выйти к вражескому аэродрому на малой высоте, группа начала снижаться. Светлело. На краю взлётно-посадочного поля я увидел четвёрку дежурных Ме-109 и послал в них свои снаряды. Моему примеру последовал мой ведомый Геннадий Дубенок. Атака была удачной: сразу 3 немецких самолёта загорелись.
Мы заметили ангары. Что это, не может быть? Но в это время мы увидели как немцы выкатывали из них истребители. Кто мог подумать, что в прифронтовой полосе самолёты стоят в ангарах. На это и расчитывали фашисты, когда вот так, не рассредотачивая, прятали самолёты от глаз разветчиков. Наши штурмовики обрушили на врага бомбовый удар и пушечный огонь. Около 20 самолётов запылало. Это была незабываемая картина. Меня охватило чувство радости. Задание было выполнено и можно было уже уходить на свой аэродром.
И вдруг мой самолёт вздрогнул, стал плохо слушаться управления, в машину попал зенитный снаряд. Мотор работал, но стрелки приборов, показывающие температуру воды и масла, быстро пошли вверх, начинали достигать придела. Мне пришлось перейти на бреющий полёт. Мотор горел. Требовалось молниеносное решение. О посадке не могло быть и речи, нужно было дотянуть до линии фронта. Я осмотрелся и увидел, что мой ведомый Геннадий Дубенок следует за мною. До полной остановки мотора оставалось 3-5 минут. Пламя уже подбиралось к ногам, когда показалась ленточка реки. Была уже своя территория, я выпустил шасси и приземлился на поле около скирд. Оказавшиеся поблизости танкисты помогли сбить пламя. Самолёт был спасён.
Ещё один случай помню из фронтовой жизни. Тот памятный день ничем не отличался от предыдущих. Аэродром жил своей обычной жизнью. Приказ командования был категоричен: "Ни одна вражеская бомба не должна упасть на переправы. И лётчики этот приказ выполнили с честью. Я вылетел на истребителе ЛаГГ-З со своими боевыми товарищами для сопровождения группы штурмовиков. Выйдя на цель, "ИЛы" обрушили разящим ураган огня на аэродром противника. Я видел как вспыхивали вражеские самолёты, как над землей поднимался чёрный густой дым. Бомбы и реактивные снаряды штурмовиков ложились густо и точно. Лётчики работали на совесть, не обращая внимания на рвавшиеся кругом зенитные снаряды. Группа прикрытия была начеку. На гаризонте появились маленькие точки, постепенно обретавшие форму "Мессершмиттов". Фашисты намеривались атаковать "Илы" внезапно, но это им не удалось.
Наши истребители заняли выгодную позицию и вступили в бой. Мне удалось поймать в прицел быстро увеличивающийся контур ведущего группы. Нажал гашетку, огненная трасса прошила "Мессер", он вошёл в спираль и взорвался на земле. А в небе по-прежднему продолжалась адская карусель. Ещё один вражеский истребитель, оставив чёрный след, кометой понесся к земле. Не ожидавшие такого отпора фашистские лётчики покинули поле боя. Это была моя первая победа в воздухе на ЛаГГ-3. Появилась первая звёздочка на борту этого самолёта.
Мне бы хотелось более подробно остановиться на достоинствах своего техника Андрее Рассохе. Во время войны мы с ним очень сдружились, да и после войны поддерживали дружескую связь (Андрей Тимофеевич жил в городе Днепропетровске). Таких грамотных и честных работников, как Рассоха было в нашем полку много, они отличались добросовестностью, отлично знающие материальную часть самолётов, а некоторые из них были великими новаторами, многое сделали для улучшения самолёта, улучшали работу его в воздухе. От технического состава многое зависело во время боя, исход этого боя, выполнение боевого задания.
Верно и честно несли службу на фронтах Великой Отечественной войны советские боевые самолёты. И пусть они были не такими совершенными и безукоризненно красивыми, как теперешние, но в бой их водили люди смелые до отчаянности, люди героического военного времени. А чтобы боевая машина легко поднималась в воздух, чтобы была в моторе сила, на земле без устали трудились скромные, подчас застенчивые люди - авиационные механики и техники. И когда на самолёте появлялись звёздочки, свидетельствующие о сбитых машинах противника, это была заслуга не только пилотов, но и авиационных мастеров. Всю войну прошёл в составе 16-й Воздушной армии Андрей Тимофеевич Рассоха. В детстве, как и многие его сверстники, он мечтал быть лётчиком, но жизнь распорядилась иначе. Лётчиком Андрей не стал, но всю жезнь отдал небу, преданно служил ему, провожая ввысь боевые самолёты.
Авиационному делу Андрей Рассоха учился в авиационно-техническом училище города Вольска, потом - курсы повышения квалификации штурманов-механиков в Полтаве. Но учёба была прервана. 18 августа 1941 года Полтаву занял враг. Члены 8 экипажей истребителей и их механики, обучавшиеся на курсах, получили первое боевое задание - защищать город Полтаву. Потом - днепровские переправы, Ростов. Здесь получили самолёты ЛаГГ-З, на них защищали украинские и донские земли. Позднее полк получил самолёты Як-1 и на этих самолётах, подготовленных к полёту опытными механиками, лётчики сражались на подступах к Сталинграду.
Летом 1942 года на полевом аэродроме под Сталинградом был особенно трудный случай: неожиданно налетела девятка немецких бомбардировщиков, наши машины сильно пострадали, но техники и механики под руководством талантливого, знающего своё дело, инженера полка Пехова Александра Тимофеевича, быстро залатали их, сделали всё возможное и невозможное, и "Яки" поднялись в воздух.
Андрей Рассоха исключительно добросовестно делал своё дело. Он не только обслуживал, но и совершенствовал эти самолёты, чтобы не замерзали водяные трубы, предложил новую систему охлаждения мотора. Трудно пришлось и на Дону. Шли напряжённые бои и потери истребителей были велики. Значительный урон приносили бомбёжки аэродрома, которые предпринимала вражеская авиация. Один такой налет запомнился надолго...
Стремительно налетели "Юнкерсы", сбросили свой смертельный груз. На стоянках самолётов начались пожары. Многие машины пострадали: были покорёжены баки, побиты фюзеляжи и хвостовая часть. После тушения пожара технический персонал приступил к работе, и за одну ночь оживили машины, которые казалось, что уже никакой силой не поднять в воздух. За самоотверженный труд, граничащий с героизмом, технический состав полка был отмечен правительственными наградами. Техник звена Андрей Рассоха, был трижды награждён орденами Красной Звезды и 11 медалями.
За хорошее обслуживание самолётов, мы лётчики даже сложили небольшой стишок об Андрее:
|
Пусть покрывает пальцы лёд, пускай бомбежёк грохот, готовит быстро самолёт, техник наш - Рассоха! |
В БОЯХ ЗА ХАРЬКОВ
...1942 год. Город Харьков. Отход наших войск до Сталинграда. В это время под Харьковом сложилась тяжёлая обстановка для наших войск. Войска Юго-Западного фронта готовились к наступлению. Один удар должен быть нанесён в направлении на Харьков из района Волчанска. Наша 220-я истребительная авиационная дивизия должна принять участие в этом наступлении. Немцы тоже готовились к наступлению под Харьковом, и численное преимущество советских войск здесь было незначительным. Продвинувшись в первые дни вперёд, наши части попали под удар немецкой группировки, поддержанной крупными силами авиации, и очутились под угрозой окружения. В таких невыгодных для нас условиях наступление на Харьков вскоре было прекращено. Начались напряжённые оборонительные бои.
Да и обстановка в воздухе была для нас неблагоприятная. Немцы имели подавляющее преимущество в бомбардировщиках. Нашей дивизии был дан приказ - прикрыть свои войска, подвергшиеся ударам врага. Наша авиация вела ожесточённые бои вблизи Волчанска. Работа в воздухе кипела, наши бомбардировщики непрерывно воднимались в воздух, нанося розящий удар на войска противника, истребители их прикрывали.
Обстановка накалялась. 23 мая 1942 года для наших войск пути отхода за Северный Донец оказались отрезанными. Противник усилил удары по нашим войскам северо-восточнее Харькова на волчанском направлении. Нашим командованием предпринимались всевозможные попытки для прорыва кольца окружения. Непрерывно летали бомбардировщики, штурмовики и истребительные полки нашей 220-й дивизии.
Нашей авиации приходилось вести воздушные бои с многочисленными группами немецких самолётов в условиях полного господства вражеской авиации. Не зная отдыха и малейшей передышки, мы прикрывали войска, сопровождали штурмовиков. Вот выдержки из приказа командира 220-й истребительной авиациинной дивизии генерал-майора Бормана: "В результате хорошего взаимодействия штурмовиков и истребителей потерь не было. Несмотря на малочисленность самолётов Ил-2, противнику нанесён серьёзный урон. Уничтожено и повреждено до 100 автомашин с пехотой и грузами, 10 танков, убито и ранено до 200 человек пехоты, подавлен огонь 2 батарей зенитной артиллерии. За отличное выполнение поставленной мною задачи от лица службы объявляю БЛАГОДАРНОСТЬ капитану Артамонову, лейтенантам Марееву, Махонину, Кирьянову, Авдееву, младшим лейтенантам Хапричкову, Макарову, Сыромятникиву. Уверен, что и в дальнейшем вы будете показывать образцы в боевой работе. Призываю весь личный состав последовать их примеру. Командир 220-й авиадивизии генерал-майор авиации Борман".
На Харьковском аэродроме в мае 1942 года сосредоточилось много немецких бомбардировщиков. Наш 512-й истребительный авиаполк получил приказ: штурмовать его. Летели всем полком, вёл командир полка Н. С. Герасимов. Места вокруг Харькова всем хорошо знакомы. Диким и неправдоподобным кажется, что в этих милых сердцу местах находится враг. Мы были начеку в любую минуту открыть огонь на длинную серую ленту, вытянувшиюся по шоссе, или в эти аккуратно расставленные на аэродроме "Дорнье" и "Юнкерсы".
Командир полка выбрал своей целью здание возле ангаров, туда со всех сторон были протоптаны дорожки. Следом за ним обрабатывают цель Иванов и Семенюк. Всей своей эскадрильей дважды атакует стоянки самолётов Василий Сироштан. Первый костёр - горел крайний бомбардировщик. Второй костёр - дело рук Николая Герасимова - нашего ведущего, горел "Юнкерс". Ещё один взрывается сразу после трассы с самолёта Сироштана. Другую стоянку штурмуем мы с Геннадием Дубенком. Пара истребителей противника поднялись в воздух. Но мы с Геннадием связали их боем.
О лётчиках нашего полка, о их славных делах можно очень много рассказывать: о таране Василия Сироштана, об успешной "охоте" Ивана Моторного над Барвенково и Балашовом, и о моём вылете, когда я на бреющем полёте обнаружил крупный штаб пративника, уничтоженный потом ударом штурмовиков, о самом трудном бое Иванова, приведшего свой самолёт на аэродром с 50 пробоинами...
Вспоминается случай, происшедший в феврале 1942 года, в районе Донца. Погода была, как обычно, переменчивая. Но несмотря на то, что порой теплело, на сердце у нас лежал камень. Как ни говори, восьмой месяц воюем, а улучшения на фронте никакого. Базировались мы тогда на аэродроме Варваровка. Очень часто вылетали на боевые задания, прикрывали войска и помогали им. И вот, как раз в канун 24-й годовщины Советской Армии и флота, 23 февраля, мне удалось сбить "Ю-88" - шестой самолёт по счёту.
Помнится ещё один эпизод. При выходе из атаки после штурмовки вражеских позиций, я вдруг услышал удар и почувствовал, что мотор сдаёт. Что такое, Повреждён мотор? Вели это так, то надо садиться. Но ведь под плоскостью плывёт территория, занятая гитлеровцами. Перспектива не из приятных. На счастье вспоминаю об одном устройстве, которое называется альвейером. При помощи его можно вручную подкачивать в мотор бензин. Попробовал качать, получилось, мотор начал набирать обороты. Понял, что ещё не всё потеряно. Вот так и летел до своего аэродрома, вручную подавая горючее. Едва показались посадочные знаки, как мотор совсем остановился, не хватило бензина. С трудом дотянул до "Т" и нормально произвёл посадку.
БИТВА ЗА СТАЛИНГРАД
17 июля 1942 года в донецких и приволжских степях началась битва, которая заняла выдающееся место в истории борьбы с германским фашизмом. Тяжкая и кровавая, потребившая неисчислимых жертв от советского народа, она вместе с тем приблизила час разгрома немецко-фишистских войск и полной победы над врагом. Сражение продолжалось почти двести дней. Начиная с первых дней июля и кончая последним вылетом в лютый февральский мороз, лётчики нашей дивизии делили со своими друзьями по оружию неимоверные тяготы боёв. Сражаться приходилось в условиях подавляющего численного превосходства вражеской авиации.
Батальонный комиссар Иван Миронович Мамыкин, военком 512-го полка собрал весь личный состав, чтобы разъяснить обстановку на фронте. Он выглядел озабоченным и взволнованным. Сосредоточены и строги были лица лётчиков, мы уже знали о приказе № 227. Ни шагу назад - таков его смысл, "отстаивать до последнего каждый клочёк советской земли".
Над Родиной нависла смертельная опасность, - говорил военком, - положение на фронтах крайне напряжённое, обстановка грозная. Гитлеровцы рвутся на восток, к Дону. Тяжёлые бои идут у Калача. Войска противника вышли здесь на фланги 62-й Армии... Иван Миронович ещё долго докладывал нам обстановку, сложившуюся на подступах Сталинграда. Но нам было уже ясно. Бой будет жаркий и тяжёлый. И мы знали, что любой ценой, но не пустить немцев за Волгу.
После выступления И. М. Мамыкина перед полком, поднялся командир эскадрильи Василий Сироштан, негромко сказал за всех, что мы выполним приказ. И начались ожесточённые бои, без передышки и отдыха. Лётному составу приходилось делать по 5-6 боевых вылетов в сутки. Технический состав нашего 512-го истребительного полка работал день и ночь, ремонтируя и готовя наши машины в бой, им приходилось отдыхать прямо около самолётов.
Перед началом Сталинградской битвы наш полк получил новые самолёты Як-1. После самолёта ЛаГГ-3, он показался очень лёгким и послушным в управлении. Была эта машина маневренная. Як-1 сразу всем понравился. Только 5 дней имел в своём распоряжении 512-й ИАП, чтобы освоить эту машину.
Командир эскадрильи Иван Моторный взлетел первым, освоив Як-1 сходу. Потом он вывез Семенюка и меня. Через несколько дней я повёл первую группу "Яков". В этом бою моей группой было сбито 2 Mе-109 и один подбит.
Ожесточённые бои на фронте... Каждый день мы подводили итоги сбитых самолётов противника, но и мы несли потери, теряли талантливых, опытных лётчиков. Вместо погибших в боях с врагом, в наш полк прибывало новое лётное пополнение из училищ и запасных полков. Когда прибыла первая группа молодых лётчиков, командующий Воздушной армии запретил выпускать в воздух неподготовленных пилотов и потребовал уделить особое внимание их подготовке. Вопрос о вводе в строй молодых лётчиков обсуждался на партийном собрании полка.
Командир полка Герой Советского Союза Н. С. Герасимов и военком полка батальонный комиссар И. М. Мамыкин провели беседу с вновь прибывшими лётчиками, ознакомили их с обстановкой на фронте и с характером выполняемых полком задач.
Поручили проводить занятия и беседы с новым пополнением и подготовить их к боевым действиям опытным лётчикам, бывшим инструкторам лётных школ И. П. Моторному, З. В. Семенюку и мне. Для меня была большая честь, это доверие меня окрыляло и требовало ещё грамотнее вести бой с врагом и с большей ответственностью относиться к молодым лётчикам. Их жизни во многом зависши от меня, от моего умения передать этот секрет ведения боя с врагом, каким я и мои товарищи уже владели.
На подготовку отводилось лишь несколько дней, но она дала нужный эффект: молодые лётчики со временем стали отличными мастерами воздушного боя. Подготовка молодёжи дала хорошие результаты, мы избежали неоправданных потерь и постепенно наращивали силу ударов.
В небе Сталинграда лётчики нашего полка прошли боевую школу, научились мастерству ведения воздушного боя. Бывало, я один сражался с несколькими самолётами противника, а вести бой парой против 4-6 самолётов было обычным делом. Искать встречи с врагом и уничтожить его - такова была заповедь наших замечательных соколов. С этой мечтой поднимался в воздух каждый лётчик нашего полка.
Мне хочется рассказать один эпизод, который произошёл у Калача. Июльским утром нашим истребителям и штурмовикам было приказано разбить немецкую переправу через реку Дон. На выполнение боевой задачи пошли несколько групп Ил-2. Они нанесли немцам внезапный удар с запада. Завязался ожесточённый бой в воздухе с охранявшими переправу "Мессерами". Я заметил как один штурмовик, отставший от своих, догоняют 3 пары Mе-109. Я оглянулся, ведомого В. Иванова не увидел. Раздумывать было некогда, и я поспешил на помощь штурмовику. Атаку пары вражеских самолётов отбил заградительньм огнём, но остальные наседали сзади. Немецкие зенитчики прекратили огонь, ожидая результатов неравной схватки. У меня было столько желания победить, что при каждой попытке атаковать мой самолёт, я сам бросался в лобовую атаку.
Наш штурмовик, который так и не заметил грозившей ему опасности, благополучно ушёл из зоны воздушного боя. А в это время на меня обрушилась ещё одна шестёрка Ме-109. Страха я не чувствовал, некогда было, главное - не растеряться и не отступать. Поймав в прицел "Мессершмитт", я поджёк его и тот рухнул у переправы. В это время показалась группа наших самолётов, и немцы сразу ретировались. Этот бой ещё раз убедил меня в том, что даже при большом численном перевесе врагов их можно бить. Главное сохранить стойкость, действовать дерзко.
С первых дней появления в воздухе наших "Яков" (я уже говорил о их достоинстве, они были маневренные и скорость у них была приличная), нам стало легче воевать. Эти самолёты стали грозой для немецкой авиации. История битвы на Волге хранит множество ярких сведетелъств тому, что именно здесь для "непобедимого" воздушного фдота Германии наступило начало конца. Вспоминаю, с каким триумфом 12 "Яков" провели бой с 60 "Юнкерсами" и 20 "Мессершмиттами". Уже в первой атаке было сбито 4 бомбардировщика противника. А было это так...
Лето 1942 года, ведомые мною 12 самолётов Як-1 первыми атаковали группу противника, состоявшую из 60 бомбардировщиков и 20 истребителей. Запылали 4 "Юнкерса", потом ещё 2 (один из них удалось поджечь мне). Утром 30 августа, в день моего рождения (мне исполнилось 23 года), мне пришлось принять бой с 4 Ме-109. Но бой был неудачный. Когда я бросился в атаку, пара вражеских самолётов, незамеченные мною, ударили в хвост. Моя машина запылала, мне пришлось прыгать с парашютом. Немецкие самолёты кружили надо мною, поливая смертельным огнём. Но сильна была воля к жизни. С огромным трудом я подобрал стропы, погасил купол. Скорость падения увеличилась, враги посчитали меня погибшим и ушли. А когда до земли оставалось совсем чуть-чуть, я отпустил стропы и приземлился на своей территории. Мне удалось раздобыть у пехотинцев мотоцикл, и на нём я к вечеру прибыл в свою часть. К вечеру того же дня я вновь поднялся в воздух.
16 октября 1942 года. В тот день (я был уже командиром эскадрильи) повёл 6 "Яков" на задание. Нам пришлось вступить в неравную схватку с 26 Ме-109, прикрывавшими 30 "Юнкерсов". В этом бою мною было уничтожено 2 самолёта противника, ещё 3 самолёта сбили мои ведомые. Остальные - беспорядочно отступили. Удар наших истребителей был настолько стремительным, что "Мессершмитты" не успели прикрыть бомбардировщиков. "Юнкерсы" беспорядочно побросали бомбы и ушли на запад.
Находясь на фронте, ведя ожесточённые бои с врагом, мы ощущали тесную связь с тружениками тыла, повседневно чувствовали заботу и внимание нашего народа. Люди в тылу своим трудом многое сделали для быстрейшего разгрома врага, работали на фабриках и заводах столько, сколько позволяли силы. В тылу остались старики, женщины и дети и вся тяжесть работы легла на их плечи. Но они как-то ухитрялись готовить для нас подарки, вязали тёплые вещи: носки, перчатки, высылали платочки, кисеты... И вот, однажды, наш полк подучил посылки - подарки для лётчиков. Это было в 1941 году, к 7 ноября. Посылки нехитрые, но такие дорогие вещицы. Мне тогда достался белый шёлковый носовой платок, искусно обвязанный цветными нитками. На нём было вышито: "Воин, будь героем!"
Чьими руками сделан он? Старой учительницы, молодой колхозницы, девочки, которую чуть видно из-за парты? Не всё ли равно! Для солдата это - приказ Родины, который надо выполнять, хотя бы ценой своей жизни. И кажется нам, что всё ещё мы мало сделали для победы, и от гнева сердцу становилось тесно в груди. С ещё большим упорством и настойчивостью продолжали лётчики нашего полка сражаться с врагами.
Над Родиной клубится тревожное небо. Где-то здесь, под Сталинградом, живёт незнакомка, чей подарок я так бережно хранил. Мне приятно сознавать, что наказ незнакомки я выполнил: в небе Сталинграда стал Героем Советского Союза.
С особой остротой проявилось лётное мастерство лётчиков нашего полка во время обороны Сталинграда. Боевые вылеты на защиту волжской крепости следовали один за другим, число уничтоженных врагов ежедневно увеличивалось. Вспоминается мне один бой, проведённый мною, и все кто был свидетелем этого боя, я уверен, запомнили его навсегда. В летописях нашего 512-го истребительного авиаполка этот эпизод записали под названием "Бой с пиковым тузом". А было это так...
К аэродрому, где базировался наш 512-й ИАП, частенько прилетали на охоту немецкие самолёты. На них летали, как потом выяснилось, немецкие асы. Однажды в воздухе появилась вражеская машина, передняя часть которой была окрашена в жёлтый цвет, и смело стала кружиться над аэродромом, словно вызывая русских лётчиков помериться силой. Наших лётчиков заинтересовал такой нахальный противник. Но в стороне скоро были обнаружены ещё 2 немецких самолёта, которые охраняли своего аса. Мои нервы не выдержали такого наглого поведения вражеского лётчика. Я решил, ничего что их трое, нужно проучить этого нахала. Не раздумывая, бросился к своему самолёту и взмыл в воздух. Начался бой. Вражеский лётчик ждал поединка и, как я только поднялся в воздух, сразу бросился в атаку.
На аэродроме возле командного пункта собрались мои товарищи и с напряжением следили за мелькавшими машинами. Я смело ринулся в атаку. Бой шёл на таких близких дистанциях, что мне удалось разглядеть пиковый туз, нарисованный на фюзеляже немецкой машины. Потом мне друзья рассказывали: на земле было тихо-тихо, только с высоты доносился гул моторов. Вдруг все увидели, как мой "Як" на одно мгновение оказался у хвоста немецкого самолёта. Раздалась пулемётная очередь, ликующий крик разнесся по аэродрому: "Загорелся!" Вражеская машина горящим факелом полетела вниз, похоронив под обломками заносчивого разбойника. Сопровождавшие его немцы поспешно удрали.
Получив под командование эскадрилью, сразу понял - мне очень повезло. Лётный состав этой эскадрильи к этому времени имел боевой опыт ведения воздушного боя, и если к нам прибывало новое пополнение, то молодые лётчики быстро входили в строй, им было у кого учиться ведению воздушного боя, как бить врага, и как можно менее подвергать себя опасности.
Храбростью и смекалкой отличались лётчики нашей эскадрильи. В небе Сталинграда они уничтожили 48 самолётов противника. В полку нашу эскадрилью называли "Эскадрилья бесстрашных". Лётчики по праву заслужили такое уважение. Всячески старались оправдать своё звание "бесстрашных" в каждом очередном бою. Однажды наша эскадрилья получила задачу прикрыть наземные войска с воздуха, мы вылетели на истребителях Як-1. Вскоре увидели 40 вражеских самолётов. Но мы помнили своё звание - "эскадрилья бесстрашных", и ринулись в бой.
Мы совершили умелый маневр и неожиданно врезались в строй противника. Атака была до того дерзкой, что фашисты стали в панике бесприцельно сбрасывать свой смертельный груз. В это время радиостанция наведения сообщила о подходе ещё нескольких групп в количестве 50 самолётов. Отступать? Нет - мы не привыкли и не умеем.
- Приготовиться к атаке! - Без промедления скомандовал я. И сам первым направил свой истребитель навстречу врагу. Завязался неравный бой. Пользуясь численным преимуществом, неприятель попытался прорваться к цели, но смелые действия наших лётчиков помешали ему осуществить свой замысел. Потеряв 8 самолётов, фашисты убрались восвояси, даже не сбросив бомб. Бомбардировщикам противника не помогли и прикрывавшие их истребители.
Активные действия советских истребителей срывали планы фашистской авиации, заставляли вражеских лётчиков поднимать высоту бомбометания, что намного снижало эффективность их точных ударов. Я уже писал о том, что мы с Василием Свиновым освоили боевой порядок пары, дававший полную свободу маневра в воздушном бою. Вскоре ведение воздушного боя парой стало считаться самым удобным. В штабе Армии непрерывно продолжали настойчивые поиски новых, более эффективных способов организации и ведения боевых действий истребительной авиации. Решительно отбрасывали все отжившие себя в боевой практике. Ещё с первых дней войны укоренилась вредная тактика ведения воздушного боя в строю "рой", - этот метод ведения боя я никогда не признавал и не вёл бой в таком строю. Сущность этого тактического приёма состояла в том, что при встрече с истребителями противника самолёты перестраивались в круг, стремясь взаимно прикрывать хвосты. Такая тактика ведения воздушного боя лишала истребителя главного - маневра.
Слабым местом наших лётчиков был маневр на вертикалях. Противник распознав этот пробел, всегда стремился навязать бой именно на вертикалях и нередко получал от этого немалый успех. 16-я Воздушная армия повела решительную борьбу за искоренение тактики "роя", энтузиастом в этом выступил прославленный боевой наш командир 220-й истребительной авиационной дивизии полковник А. В. Утин и лётный состав этой дивизии.
Во всех лётных частях началось разъяснение о вреде тактики "роя". Проводилась работа по укреплению пары как основной боевой единицы. В частях развернулось обучение искусству ведения группового и одиночного воздушного боя с широким применением маневра по горизонтале и вертикали. Инженерный, технический и лётный состав нашей 16-й Воздушной армии старались всячески находить методы по улучшению лётных качеств наших истребителей.
Мы, неразлучные фронтовые друзья: Иван Моторный, Захар Семенюк и я, активно включились в работу по улучшению качества Як-1. Мы считали, что самое главное - добиться максимального облегчения веса самолёта. В этом вопросе лётчики рассуждали просто: ночью мы не летаем и ночное оборудование можно снять, на больших высотах не бываем, баллоны кислородные и маски (находящиеся на борту) - тоже убрать. Предложили из двух баллонов со сжатым воздухом для запуска мотора на самолёте один убрать, снять пулемёт, оставить только пушку.
В общей сложности можно было облегчить вес самолёта на 11% от общего веса. Провестя такую реконструкцию Як-1 можно было только в заводских условиях. Командующий армии генерал С. И. Руденко решил лично сам вылететь на Саратовский авиазавод. Рабочих и руководство этого завода не пришлось долго уговаривать, они понимали важность предложения лётного состава. И даже сами предложили кое-что для облегчения самолётов. На заводе решили тщательно полировать поверхность Як-1, чтобы за счёт уменьшения лобового сопротивления увереннее набирать так необходимые истребителю километры скорости. Коллектив завода пообещал в кратчайший срок дать машины, какие мы просили. Слово они своё сдержали, и через неделю мы получили 6 облегчённых самолётов Як-1.
Когда перегнали с авиационного завода первую пару облегчённых "Яков", командующий армии генерал С. И. Руденко приказал передать самолёты Ивану Моторному и мне. Мы облетали новые машины, провели учебный воздушный бой в районе аэродрома и проверили параметры пилотажа и маневрирования. После полёта Иван Моторный доложил:
- Любого "Мессершмитта" на вертикалях сразим.
В ответ командующий армии нам говорит:
- Хорошо! Вылетайте парой к линии фронта.
Мы с Иваном Моторным ещё не вернулись с боевого задания, как уже поступило донесение о том, что мы сбили 2 "Мессера". Возвратившись с задания мы доложили как вели бой на облегченных самолётах, о новых тактических приёмах, которые использовали в этом первом вылете. Преимущество в вертикальной скорости позволяет догонять "Мессер" и уходить с набором высоты, чтобы занять выгодное положение для новой атаки. При этом, разумеется, нужно уметь и метко стрелять.
Когда с авиазавода прибыли ещё несколько облегчённых самолётов, командующий армии генерал С. И. Рудонко решил показать всем лётчикам возможности вести на облегчённых Як-1 воздушный бой на вертикалях. Он приказал: мне сесть в обычный Як-1, Семенюку - в Як-7, Моторному - в облегчённый Як-1. Мы должны были на высоте 200 метров одновременно подойти к железной дороге, а затем, разогнав машины до максимальной скорости перейти на вертикальную горку. И вот самолёты устремились ввысь.
Первым исчерпав запас мощности, сваливается на крыло мой Як-1, метров через 200 - Як-7, а облегчённый Як-1 набирает ещё метров 700-800 и в заключении делает бочку. Лётчики, что наблюдали с земли, зашумели. Чувствовалось, что последний маневр пришёлся им всем по душе.
Конечно, во время войны работы было много, уставали до придела. Но и в период войны нужно было думать об отдыхе личного состава. Неправы те, кто утверждал, что во время войны, после ожесточённых боёв, не до музыки и песен. Музыка и песни нам были необходимы, они наоборот помогали нам в трудную, грустную минуту. Война - есть война, и это горе, слёзы, потеря самых близких людей, сознание того, что враг топчет нашу землю, бесчинствует на ней, - всё это действовало на нас угнетающе. Каждый про себя думал, что что-то не так мы воюем, надо что-то придумать, предпринять, чтобы быстрее разбить врага. И вот в эти грустные минуты, когда так тяжело на душе, кто-то из лётчиков тихо запевает, постепенно песня набирает силу, её подхватывают и остальные. У многих были отличные голоса, многие хорошо играли на музыкальных инструментах. Постепенно и незаметно из грустной мелодии переходили на весёлую. В конце концов настроение у нас улучшалось, вселялась в нас уверенность, что скоро наступит праздник и на нашей улице.
Командир полка Николай Семенович Герасимов - тонкой и чуткой души человек. Всегда внимательно следил за нашим настроением, если замечал, что мы повесили носы, приходил к нам, просто так, на огонёк. Брал свой любимый баян, он неплохо играл, едва касаясь клавишей. И вот, уже полилась всем знакомая мелодия. Я любил эти минуты и охотно пристраивался к командиру с неразлучной гитарой и начинал ему в такт подыгрывать. Иван Моторный любил петь, он быстро подхватывал мелодию, пел покачивая головой из стороны в сторону, как бы помогая нашему "оркестру". На звуки песни, как на огонёк, подходят остальные наши воины и песня начинает звучать во весь голос. И только тогда успокаивался командир полка Н. С. Герасимов, когда видел на наших лицах улыбки и оживление. Тут начинались бесконечные воспоминания о прошлом, мирном и таком дорогом, а вспомнить у каждого било о чём...
Потом мы создали в полку самодеятельность из личного состава. В нашей 220-й истребительной авиадивизии развернулось соцсоревнование между полками. И вот, к 25-летию Великого Октября подвели итоги соцсоревнования. Мы ликовали от радости, наш 512-й ИАП занял первое место не только по самодеятельности, но и превзойдя всех в самом главном показатели - числе сбитых вражеских самолётов. Об этом позаботились Иван Моторный, Захар Семенюк, Геннадий Дубенок, ну и я, конечно, от них не отставал по количеству сбитых самолётов. А самодеятельность в нашем полку была лучшей во всей дивизии. И в этом деле заслуга относилась к командиру полка Н. С. Герасимову и комиссару полка И. М. Мамыкину. Мы гордились и своим рукописным журналом и стенными газетами.
На смотре в политотделе дивизии нашу стенную газету "За Родину" оценили очень высоко. А журнал "Сокол" был начинанием, которым редко какая часть могла похвастаться. Одним словом наш полк шёл впереди.
Мне хотелось бы подробнее остановиться на деловых качествах нашего командира 220-й истребительной авиадивизии Александра Васильевича Утина. Это был человек редкой силы воли и целеустремленности. Имел хорошую теоретическую подготовку и большой опыт. Полковник А. В. Утин личным примером учил подчинённых вести на Як-1 в паре и в группе маневренный бой с противником. За его простоту в обращении, сердечность и заботливость, за весёлый нрав, молодого командира скоро полюбил весь личный состав. Особенно полюбили его лётчики. Через месяц после его назначения, его уже хорошо знали и лётчики и техники. С рассвета - он уже на аэродроме. Чувство симпатии и уважения к командиру возникло как-то сразу. Александр Васильевич проявлял тонкое знание дела и с удивительной настойчивостью начал внедрять новое в технике и в боевом применении авиации. Никогда не подчеркивал своего достоинства, не считал низким учиться у рядовых лётчиков, не стеснялся опираться на проверенный в бою опыт Сироштана, Моторного, Бенделиани, Шишкина и других первоклассных лётчиков. Командир Утин везде управлялся побывать: в избах, где жили лётчики, в ПАРМе, на стоянках самолётов, в землянках...
Любовь к Александру Васильеввичу Утину была сильная и прочная. Спустя много лет после войны, в любом уголке нашей Родины, при встрече с ветеранами дивизии, они с восхищением и гордостью произносят: "Служил и воевал в 1-й Гвардейской истребительной..." Указом Президиума Верховного Совета СССР от 3 февраля 1943 года 220-я истребительная авиадивизии преобразована в 1-ю Гвардейскую истребительную авиационную дивизию, а наш 512-й ИАП - в 53-й Гвардейский истребительный авиационный полк. А Гвардейские звания частям присваивали за боевые отличия, стойкость в массовый героизм личного состава в защите и освобождении Родины от немецких захватчиков. В боях за Сталинград наши воины, лётчики в действительности показали стойкость и массовый героизм.
С каждым днём бои носили всё более ожесточённый характер. Принимались все меры быстрейшего разгрома врага. Военный Совет фронта обратился ко всем бойцам с требованием усилить сопротивление и во что бы то ни стало удержать город на Волге. С каждым днём в нашем полку увеличивался счёт сбитых самолётов противника, но и мы теряли в ожесточённых воздушных боях самых близких нам людей, опытных и грамотных, лётчиков.
В конце августа 1942 года любимец полка Василий Сироштан и молодой лётчик Николай Милованов не вернулись на свой аэродром. В тот день командир эскадрильи Василий Сероштан во главе группы своих лётчиков сопровождал Ил-2. Появилось 12 Ме-109. Василий дал команду, чтобы вся группа следовала по курсу штурмовиков, а сам с Миловановым принял неравный бой (двое против двенадцати) неподалёку от Давыдовки. В этом бою Василий Васильевич Сироштан и Николай Васильевич Милованов погибли смертью храбрых. Похоронены они были в селе Бойкие Дворики (Сталинградская область).
Василий был очень скромен, никогда не рассказывал о своих боевых делах. Но все знали, что в одном из первых своих вылетов, сопровождая бомбардировщиков на И-16, он протаранил самого назойливого из четвёрки наседавших "Мессершмиттов", и почти в бессознательном состоянии спустился с парашютом. Василий Сироштан после окончания лётной школы попал в Конотоп. Там я с ним и познакомился. С ним вместе мы дошли до Сталинграда через Умань, Полтаву, Кременчуг...
Нередко, то один, то другой лётчик не возвращался с задания. Но мы их ждали каждый день. Не занимали их постели, не прикасались к их вещам. И случалось так, что даже через 5 дней лётчик возвращался к себе в часть... Но Василий не появлялся, и мы все знали, что он не придёт, знали, но никому не хотелось в это верить. Так бывает только тогда, когда непоправимое произошло с самым близким человеком. Все мы уже знали, что далеко от аэродрома самолёт командира эскадрильи Василий Сироштана врезался в землю. На родине Василия Васильевича Сироштана в селе Малые хутора на Винничине, где он родился, в его родной школе бережно хранится боевой листок с фотографией героя и стихи, взятые из фронтовой газеты воинской части, в которой он служил. Вот эти стихи:
|
В чёрном трауре знакомый портрет, Мне глаза закрывает туман. Нет! Я не верю, чтоб мог умиреть Василий Васильевич Сироштан! Нет! Он не умер! В небе высоком, Слышишь, самолеты гудят, это Сироштан - сокол Летит в сердцах соколят. |
После войны была написана поэма "Великий путь", посвящённая 1-й Гвардейской Сталинградско-Берлинской Краснознамённой истребительной авиационной дивизии. Есть там и строки о Сироштане, который навечно зачислен в списки полка.
Бои за Сталинград принимали всё более ожесточённый характер. Вражеские танки ворвались на заводской двор Тракторного завода. Бомбардировщики немецкой авиации непрерывно налетали на нашу пехоту. В этих ожесточённых боях, 21 октября 1942 года в неравном бою, героически погиб наш командир полка, батальонный комиссар Иван Миронович Мамыкин. Потерять такого человека! Его лётное мастерство было так велико, что трудно описать. Он всегда был в строю лётчиков. Когда предстояло опасное и самое трудное задание, первым уходил в бой. Героической смертью погиб в неравном бою наш вожак, наш боевой комиссар. Смертельно раненый, он выпустил шасси и посадил самолёт, но когда подошли к нему, то нашли его уже мёртвым.
Никогда не забуду тот день, когда высокий образец командирской науки показал Иван Мамыкин. Уничтожив в неравной схватке 2-х "Мессершмиттов", он и сам был сбит. Мы видели, как тянет командир на свою сторону, как сваливается с крыла на крыло его израненный Як-1, как чадит повреждённый мотор. И мы надеялись, раз самолёт летит, значит командир жив! Но в это время никто не знал, что самолёт пилотировал уже не Мамыкин, а его воля к жизни и победе. Истекающий кровью, с обезображенной головой, он посадил самолёт на минное поле, чудом не подорвавшись, но когда подбежали солдаты к самолёту, Иван Миронович был уже мёртв.
Когда командира полка Герасимова Николая Семёновича отзывали в штаб ВВС для назначения на другую должность, весь личный состав переживал уход "бати", да и сам Николай Семёнович был расстроен. Он горячо полюбил полк, его личный состав, сдружился и сроднился с ним. Но нас одно успокаивало, что новым командиром полка был назначен наш любимец, батальонный комиссар Иван Миронович Мамыкин. После Герасимова нельзя было представить лучшего командира. На могиле Ивана Мамыкина мы все поклялись отомстить врагу за его смерть, ещё беспощаднее уничтожать немецких захватчиков. Мы суроко мстили врагу за гибель комиссара, за гибель других лётчиков, за всё, что гитлеровцы причинили нашей стране и нашему народу.
После гибели Мамыкина командиром полка стал старший батальонный комиссар Бинов Лев Исаакович. После таких командиров, как Герасимов и Мамыкин, к назначению Бинова мы отнеслисъ сдержанно, хотелось иметь командира более видного и сильного. Бинов был политработником, не имел опыта командований. Мамыкин тоже был комиссаром, но он закончил Качинскую школу пилотов, а это было для лётчиков большим авторитетом. Но очень быстро своё мнение о новом командире мы изменили. Лев Исаакович летал часто и много. О себе говорить не любил, спокойный и уверенный, умел найти к людям, к любому нужный подход. Учил нас, указывая нам на наши ошибки прямо и открыто. Мы быстро оценили командира по заслугам, быстро полюбили за его лётное мастерство.
Но недолго нам пришлось с ним сражаться за Родину, бить ненавистного врава. А бить он умел. Все в полку знали о его боях под Волгой, о таране на "ЛаГГе"... 13 января 1943 года наш новый командир 512-го ИАП погиб в неравном бою. Когда мы узнали, что самолёт Бинова врезался в землю, печальная весть болью отозвалась в сердцах однополчан. После гибели Льва Исааковича Бинова командиром полка стал Иван Порфирьевич Моторный. О нём и его лётном качестве уже писал - это был человек с которого брали пример во всех отношениях.
К этому времени немецкие войска были полностью окружены, и перед нами стояла задача - уничтожение врага, не дать им прорваться из окружённой группировки. И, пожалуй, самая, главная задача - это немецкую группировку блокировать с воздуха, не дать прорваться в расположение окружённых войск транспортным самолётам противника, чтобы враг не получал подкрепление с воздуха боеприпасов и продуктов питания Командир дивизии полковник Утин провёл в январе 1943 года тактическую конференцию. Нам было приятно, что он отметил умелую организацию блокады аэродромов истребителями нашего полка, поставил в пример остальным полкам дивизии, отметил умелое непрерывное дежурство пар в своём секторе.
Выполняя свои основные задачи по уничтожению транспортных самолётов, мы внимательно следили за противником, не создаёт ли он группировку для прорыва окружения извне. Наши воздушные разведчики работали с большим напряжением и зорко следили за обстановкой в воздухе в районе окружения немецких войск. Вскоре удалось установить, что вражеские войска скапливаются в районе Котельниково, а основное кольцо постепенно уменьшалось, крепко мы стиснули его в железные клещи. Кругом сплошные пожарища, казалось, что горит земля и что конца не будет этому аду, бесконечным атакам сухопутных войск и авиации с воздуха. Но в конце ноября 1942 года мы почувствовали, что приходит врагам конец. Кольцо сужалось и с каждым днём уничтожение группировки немецких войск усиливалось, и с каждым днём мы приближались к полной её ликвидации.
Вскоре мы получили приказ командующего армии о создании цепи истребительных засад, а нашему полку начать непрерывную борьбу с транспортными самолётами противника с аэродрома Котлубань. Кольцо под Сталинградом плотно захлопнулось. Теперь немцы действовали осторожней, прекратились активные действия. Не скрою и нашу радость, гордость за эти события. Нам, кому пришлось много пережить: потерю друзей и горечь отступления, не верилось, что в кольцо попало хвалённое войско, и что мы под Сталинградом оказались сильнее их, но это было так.
Попавшая в западню вся эта группировка существенных действий не предпринимала, видимо ждала помощи из внешней стороны фронта по их освобождению. В конечном итоге эта группировка была разбита нашими войсками. Немецкие власти всячески старались выручить и помочь своим войскам выйти из окружения, но им это не удалось, они несли большие потери в транспортной и боевой авиации. Наша истребительная авиация, выполняя задачу по блокированию с воздуха немецких войск, старалась использовать все возможности, чтобы нанести массовый урон противнику.
В этом направлении, то есть на вероятных подходах немецкой авиации, связывались с пунктами наведения и запрашивали обстановку в воздухе. После часового патрулирования, при возвращении домой, нас никто не ограничивал в штурмовых действиях группировки противника при наличии боеприпасов. В это время сопротивление истребительной авиации противника почти не было. Как только мы появились, дежурные самолёты противника куда-то исчезали. Довольно редко они пытались завязать с нами бой, но уже после выполнения нами основной боевой задачи.
Шёл декабрь месяц. Холодный и ветренный, но с хорошей видимостью. Однажды на блокирование группировки противника мы вылетили шестёркой "Яков". Со мною шёл ведомый Комоликов. Задача была такова: нанести удар по аэродрому Рассошка с воздуха. Было решено нанести удар по стоянке самолётов Ю-52, причём ввод в пикирование производить с переворота, это давало максимальный угол бомбометания, то есть 90°, так и действовали. Перед атакой все самолёты шли в кильватере, потом по моей команде делали перевороты почти на 180°, сбрасывали бомбы с ответстного пикирования, вывод 45° на 400 метрах и дальнейший выход до бреющего полёта. В это время производили посадку самолёты Хе-111, некоторые заруливали. Я уловил в прицел одного и дал длинную очередь, так что были видны разрывы снарядов по кабине и крыльям самолёта. Выходя их атаки на малой высоте я увидел, что дежурная пара Ме-109" производит взлёт, но тут же были атакованы мною и Петром Ратниковым. Один самолёт противника взлёт прекратил.
В результате нашей внезапной атаки сгорели 4 Ю-52, повреждено 2 Хе-111 и подбит 1 Ме-109. Вся наша группа собралась над установленным пунктом и мы продолжали выполнять поставленную задачу по бомбометанию войск противника.
Как-то раннем утром мы оставили наш аэродром и сели недалеко от линии фронта в 15-20 км с северной её стороны, для того, чтобы улучшить выполнение боевых задач. С этого аэродрома можно было по зрячему подниматься на перехват транспортной авиации противника, в основном Ю-52. Несколько вылетов было произведено успешно, но при атаках с самолётом Ю-52 было отмечено, что во всех иллюминаторах фюзеляжа стреляли автоматы, как бы дополняя огонь своих пулемётных установок. Но нас это не смущало, так как их огонь был почти не эффективен. На новом аэродроме мы столкнулись с трудностями, с которыми в то время, видимо, были знакомы все, не только наши войска, но и немецкие, - это эпидемия туляремии. Часть лётного состава заболела, заразу разносили мыши, а их в этом году было столько, что от них не было спасу. Они смело бегали в землянках по постелям, забирались в унты, куртки, и даже в самолёты, поближе к мотору.
Однажды я пришёл к самолёту, чтобы лететь на боевое задание, техник после доклада снял чехол с мотора, а на выхлопных подтрубках сидят мыши. Их техник разогнал, повыбрасывал, но после взлёта, как только мотор нагрелся, оставшиеся мыши перешли с мотора в кабину, устроились на приборной доске в местах её соединения. Пришлось повоевать с мышами, отрывать их от приборной доски за хвосты и выбрасывать за борт. И такое в то время было часто и не только со мною...
Личный состав, заразившийся туляримией (мышиная халера) находился в тяжёлом состоянии. Были случаи тяжёлого осложнения и даже смертельного исхода, температура тела достигала 40°. Большой процент эта болезнь захватила технический состав. Положение было тяжёлое. А тут ещё немцы обнаружили наш аэродром и стали его обстреливать, хотя снаряды и не попадали в цель, всё же было принято решение сменить место базирования. Нужно было перелетать на новый аэродром.
В это время командиром полка уже был Бинов, у него началась туляримия, состояние командира было тяжёлое, температура доходила до 40°. Самостоятельно он лететь на своём самолёте не мог, тем более ехать машиной при таком морозе. Санитарная машина отпадала, нужно было придумать другой вид транспорта. Приняли решение - командира полка Бинова Льва Исааковича взять с собой. Разместили его в фюзеляж моего самолёта Як-1. Перелёт был недолгий - вдоль линии фронта на аэродром Пичуги. Выходили звеньями, я пошёл четвёркой среди боевого порядка с расчётом, чтобы меня прикрыли на случай боя.
Как назло, только набрали 1000 метров, выше нас появились до 6 "Мессершмиттов". Первые наши самолёты ушли, не заметив противника, а я со своим звеном не решался вступать в бой, так как на моём самолете больной командир полка. Немцы вначале повременили с атакой, но потом всей группой стали наседать на нашу четвёрку. Ничего не оставалось, как принять бой, пока не подошли ещё наши 8 самолётов. Произвожу энергичный маневр в сторону Ме-109 (я решил принять бой на встречных курсах). Вот и дистанция подходящая для открытия огня. Пулемёты и пушка работают безукоризненно. Но атака у немцев не получилась, после первого захода на второй они не решились, так как в это время в воздухе появилась наша восьмёрка "Яков" и вступила в воздушный бой. "Мессеры" стали уходить вниз. Их стали преследовать наши лётчики и вскоре достигают цели, результат боя хороший: 1 самолёт противника падает объятый пламенем, из другого самолёта выбрасывается лётчик с парашютом, видимо самолёт был неуправляемый. Это так разделался с немецкими самолётами и расчистил путь нашим лётчикам наш прославленный ас, любимец не только полка, но и дивизии, Иван Моторный со своим ведомым.
Я продолжал полёт и внимательно следил за воздухом, несколько наших самолётов прикрывали мой самолёт, охраняя командира полка. Первая группа самолётов, прибывшая на новый аародром базирования сообщила о больном командире полка и на стоянку прибыла санитарная машина. После посадки моего самолёта я быстро выскочил из кабины, сбросил парашют и открыл люк. Командира в тяжёлом состоянии уложили в санитарную машину. После мне Бинов рассказал, что находясь в фюзеляже понял, что идёт бой, так как чувствовал резкий маневр самолёта с сильной перегрузкой и запах пороховой гари, а так же был слышен грохот при работе пулемётов и пушки, было ясно, что это верные признаки настоящего боя.
К счастью, болезнь эта, распространившаяся мышами, через 2 недели заканчивалась и личный состав выздоравливал и возвращался в строй. Наш аэродром находился недалеко от линии фронта, это давало нам возможность увеличить продолжительность пребывания над окружённой группировкой противника, а немцы уже крепко были взяты в кольцо, продолжались ожесточённые бои по ликвидации врага.
На новом месте базирования боевая задача перед нами была поставлена старая - выполняли задачу по блакированию группировки врага. И главное - это уничтожение транспортной и бомбардировочной авиации, так как они выполняли роль доставки грузов и вывоз живой силы из кольца окружения. Каждый раз, вылетая на блокирование окружённой группировки врага мы брали с собой по 2 х 100 кг фугасные бомбы. Чтобы увеличить точность сброса бомб на цель, мы, как правило, приходили на аэродром Большая Россошка, где базировались немецкие самолёты и бомбили этот аэродром.
Однажды, мы прошли линию фронта (с ведомым Пономарёвым), вдруг по нашим самолётам начала бить зенитная артиллерия противника. Я передал ведомому немедленно сбросить бомбы тут же. И как только от наших самолётов отделились бомбы, под "Яком" моего ведомого произошёл взрыв. Пономарёв шёл рядом со мною в 20-30 метрах. Я отчётливо видел как он весь приподнялся в кабине, на мой вопрос, что случилось? Он не ответил и пошёл в отвесное пикирование. Идя за ним я ещё раз запросил его, но никаких признаков жизни лётчик не проявлял, самолё врезался в скопившуюся технику противника. Лейтенант Пономарёв погиб...
Наша авиация беспредельно господствовала в воздухе. Немцы летали с опаской и в бой вступали редко. Но если и вступали в бой, то расчётливо, с хитростью, по принципу: атакуй противника когда он тебя не замечает. Надо сказать, что к атому времени основные кадры немецкой боевой авиации были в основном уничтожены в воздушных боях, у немцев много погибло хвалёных асов под Сталинградом. На фронте стали появляться румынские и итальянские лётчики, которые особого рвения в борьбе с нашей авиацией не проявляли.
Старались мы всеми силами и хитростью блокировать окружённую группировку противника, но всё же немецкие боевые самолёты прорывались в кольцо окружения. Маскируясь облаками провозили они, как правило, продукты питания, а увозили раненых. Так что нашей авиации приходилось в течение всего светлого времени "висеть" в воздухе, не давая возможности прорваться в кольцо самолётам противника.
Как-то в конце декабря 1942 года в один из вылетов на блокировку Сталинградского кольца вылетели мы звеном "Яков". На высоте 3000 метров встретили группу немецких самолётов Хе-111, они начали набирать высоту, намереваясь уйти в облака (затем, маскируясь облачностью, уйти на запад). Я со своим ведомым Петром Ратниковым пошли в атаку на "Хейнкелей". Стрелки бомбардировщиком сосредоточили весь огонь на наши самолёты. Я почувствовал несколько ударов по своему "Яку", но самолёт мой вёл себя нормально и мы сближались с врагом на минимальную дистанцию при открытии огня.
Открываю огонь по ведомому, но моя очередь ещё не достигла цели, как вижу всплески разрывов снарядов на крыльях вражеского самолёта и он начинает гореть. Оказалось, что мой ведомый Петр Ратников одновременно со мною открыл огонь по этому самолёту противника. И мы увидели результат своего боя: ведущий самолёт загорелся и с глубокой спиралью пошёл вниз. Бой был закончен севернее от аэродрома Большая Россошка. Тут же ещё горели 2 огромных факела только что врезавшихся в землю самолётов противника - это результаты боя всего нашего звена. Наши "Яки" собрались и благополучно вернулось на свой аэродром.
...Шли дни. Кольцо окружения немецких войск туго сжималось нашими войсками. В первых числах января 1943 года, когда наши войска рассекли кольцо с запада на восток, мы вылетели шестёркой на боевое задание. В этом полёте мне с напарником довелось уничтожить "Мессершмитта", который, как мне показалось, уходил последним из кольца.
Вылет был утром. К нашему аэродрому подошли Пе-2, наша группа из 6 самолётов Як-1 взлетела и заняла боевой порядок для прикрытия штурмовиков, хотя за последнее время истребительная авиация противника сопротивления не оказывала, очень поссивно действовала, и в бой вступала нехотя. Но мы все внимательно следили за воздухом, были предельно осмотрительны. И вдруг, внизу на низкой высоте промелькнул "Мессер". Я внимательно стал за ним следить, он не набирал высоту, а от аэродрома Гумрак уходил на юго-запад. Оставив свою группу истребителей около бомбардировщиков, я со своим ведомым устремился за вражеским самолётом, всячески старался не терять его из вида, но ослепительное солнце и белезна снега мешали следить за беглецом. "Мессершмитт" на всех газах с чёрной копотью от мотора шёл на низкий высоте. Имея большую высоту и снижаясь, мы быстро сблизились с ним. У меня мелькнула мысль посадить его, но для этого нужно было ведомому стать справа от меня.
Когда мы подошли на дистанции 100 метров, "Мессер" заметил нас и сделал доворот вправо, высота полёта была 30 - 50 метров. Для ведения огня у нас всё было готово. Я передал по радио ведомому о своём решении и захожу слева, на травере вижу лётчика, показываю ему, покачивая с крыла на крыло и с отворотом влево, то есть даю команду: - Следуй за мною! Но он идёт по прямой и моей команды не подчиняется. После двух попыток заставить "Мессер" следовать за нами, и убедившись, что самолёт врага нам не удастся посадить, мы приняли решение уничтожить его. Скорость у нас максимальная, так что лишних эволюции не сделаешь, а отстанешь - уйдёт противник. Чуть отстаю и доворачиваю для атаки. Ведомый мой готов последовать за мною в атаку. С дистанции 50 метров открываю огонь. У "Мессершмитта" отваливается левое крыло, вражеская машина беспорядочно вращаясь врезается в землю. Мы пошли домой на свой аэродром. В кольце окружения никакого движения авиационной техники не замечено, складывалось такое впечатление, что это был последний самолёт, что мы сбили, и в окружении авиации противника не осталось...
К 20 января наши войска заняли Гумрак и бои шли на окраине города. Мы получили приказ и нам, лётному составу, была поставлена задача: летать на бреющем полёте, следить за дорогами, прилегающими к городу и улицам Сталинграда. Нужно было тщательно охранять и не допустить ни посадки и ни взлёта вражеской авиации. Основная наша задача - не допустить убытия немецких генералов из окружения. А вывести командование немецкой армия из кольца окружения могли только самолёты Фи-156. Эта задача была поставлена перед нами командующим армии генералом С. И. Руденко. И для нас это задание, исходящее лично от командующего, было большою честью. Мы летали на очень низкой высоте и это нам дорого обходилось. Как правило, мы возращались на свой аэродром с пробоинами от автоматных очередей немцев.
Однажды пролетел я на малой высоте и вдруг увидел, что два наших танка ведут огонь, и медленно, с остановками продвигаются в город по основной дороге с запада. Я решил посмотреть, что и кто им мешает. Оказалось, что большая группа за бруствером ведут по ним огонь из пушки. Я набрал высоту, пошёл вдоль бруствера и дважды проштурмовал противника. Вижу, прислуга около орудий разбегается, а многие из них и вовсе отвоевались. Потом я прошёл над нашими танками. Там же заметил группу наших офицеров, наблюдающих действия танков и взаимодействия авиации с наземными войсками. Им было хорошо видно действие моего самолёта в воздухе. Поприветствуя эту группу офицеров с воздуха, покачав с крыла на крыло, я устремил свой самолё к месту штурмовки. Но вражеское гнездо, от куда немцы вели огонь, к большой радости, было уже уничтожено и наши танки пошли не останавливаясь...
С воздуха линию фронта мы определяли совершенно точно. Но вот когда группировку разделили на два кольца, южную и северную, наши войска встретились в районе Малахова Кургана. И вся эта картина с воздуха очень яственно была видна и не так уж было трудно определить где наши войска, а где войска противника, так как летали мы на малой высоте. На всю жизнь мне запомнился один интересный случай...
Это было 31 января 194З года. Мы, как обычно, вылетели на уничтожение самолётов противника в районе города. Прошли на низкой высоте по южной окраине Сталинграда. Я вдруг увидел, что немецкие солдаты стоят в строю до батальона, собравшись в одном месте. Такого зрелища ещё не было, это отличная цель для штурмовки, но что-то было тут не так. От нашего пролёта над их головами - никакого движения в строю, никто не разбегается, никакой паники. Мелькнула мысль, значит сдаются. Пролетел 4 - 5 км на юг. Вижу стоит группа наших парламентёров, которые должны принять пленных. Я передал по радио о своём наблюдении с воздуха на КП и сообщил координаты сдачи пленных южного кольца. Это было, примерно, около 11:00. Теперь оставалось северное кольцо, которое просуществовало до 2 февраля I943 года, а за тем капитулировало.
3 февраля выдалась возможность побывать на местах боёв. Приехали в город, осмотрели Тракторный завод, где последним сдалась группировка немцев. В том месте, где мы остановились, земля была усеяна осколками снарядов и бомб. Валялись там и неразорвавшиеся снаряды и бомбы. По земле было опасно сделать даже несколько шагов, рискуя наступить на мину или снаряд. Город был совершенно разрушен...
Осмотрев город, мы поехали на аэродром Белая Россошка. Там мы были поражены зрелищем, что предстало перед нашем взором. Вокруг аэродрома всюде стояли совершенно целые немецкие самолёты, ещё многие были разбиты. Всего там было около 200 самолётов. Мы поинтересовались, что здесь произошло ? Нам ответили, что это результат наземного боя. Такая участь постигла вражеские самолёты при захвате аэродрома Большая Россошка нашими танковыми частями.
Вся эта картина разрушения, неимоверные трудности, ожесточённые бои, гордость за наш могучий народ, который выстоял, победил, уничтожив столько немцев под Сталинградом, доказав им своё превосходство и силу, - всё это осталось в моей памяти, и не только в моей, на всю жизнь.
Сталинград был полностью разрушен, но и полностью освобождён. Отдыхать после таких жарких боёв было некогда. Наш путь лежал по направлению к Курску. Нужно было гнать и гнать ненавистного врага с земли нашей родины. Но в это время погода не благоприятствовала нам, и нам пришлось значительное время находиться на промежуточных аэродромах.
Итак, мне пришлось пройти по дорогам войны до Сталинграда, а от Сталинграда до Берлина. В июле 1942 года ударная группировка врага прорвалась в большую излучену реки Дона. Развернулась величайшая битва Второй мировой войны. Она началась с 17 июля 1942 года и окончилась 2 февраля 1943 года. 200 дней и ночей полыхало пламя войны у берегов Дона и Волги. На отдельных этапах сталинградской битвы в боевых действиях с обоих сторон одновременно участвовало свыше 2-х миллионов человек, 2 тысячи танков, свыше 2300 самолётов. В августе немецким частям удалось на отдельных участках выйти к берегам Волги. Им удалось разрушить город Сталинград, но не овладеть им. А 19 ноября наши войска перешли в контрнаступление, разгромили войска противника, окружили 330-тысячную группировку и ликвидировали её. Это был триумф советского военного искусства. Оно означало полный провал военной доктрины фашистской армии.
ВВС 16-й Воздушной армии в тяжёлых боях завоевала себе славу, выполняя задачи по прикрытию и поддержанию войск фронта. К началу октября наша авиация завоевала господство в воздухе, несмотри на большое превосходство авиации противника. Я, со своими товарищами, вначале был в 8-й Воздушной армии, а затем перешли в 16-ю Воздушную армию. Защищая Сталинград нам приходилось вылетать в день по 6 - 8 раз, уставали до придела. Но усталость помогал приодолевать наш старый друг Иван Порфирьевич Моторный, он мастерски владел самолётом, отлично вёл воздушные бои, мы у него учились бить врага без устали.
С восходом и до заката в воздухе стоял рёв самолётов. Шли ожесточённые бои на участке Волга - Дон. Но не только старшие, опытные лётчики учили нас воздушному мастерству, нас от усталости выручала наша молодость, знание своего дела, знание своего самолёта и преданность своей Родине.
Однажды в солнечный морозный день к нам на аэродром прилетел командующий армией И. Руденко. Построили наш полк и соседний, базировавшийся на одном аэродроме, громадной буквой "П". В центре стол, покрытый алой скатертью. Руденко привёз ордена и медали для личного состава двух полков и вручал их награждённым. Подходим поочередно и принимаем награды. Речей длинных не говорили - некогда. Коротко, но от всего сердца благодарили партию, правительство за высокую честь и давали слово драться ещё яростнее с ненавистным врагом.
Награждены были многие лётчики, мотористы, техники. И каждый, подходя к столу, как бы давали ещё одну клятву на верность Родине. На душе было тепло от того, что мы поняли свою силу, почувствовали, что не только можем обороняться, но и быть врага. И какого? Считавшегося непобедимым! И у всех было одно желание - скорее бы в бой и гнать фашистскую гадину до самого Берлина...
А наш полк был действительно один из лучших в 16-й Воздушной армии. После сталинградской битвы, в 1943 году была написана песня о наших славных лётчиках и техническом составе. Автор стихов - Ю. Яновский. С некоторыми изменениями в тексте она исполняется в любительском кинофильме "В одном строю". Музыку песни написал офицер Н. Петров.
Впереди ещё много было жарких схваток с врагом, но сталинградская битва для нас была большой школой, в этих воздушных боях мы возмужали, закалились и научились более умело бить врага.
На фронте мы и о праздниках не забывали, отмечали их по-разному. В канун 24 годовщины Красной Армии мне удалось сбить самолёт противника "Юнкерс-88". А 25-я годовщина для меня была она самой радостной, да и не только для меня. Встречал я её со своими друзьями на берегу Волги. Грандиозная битва закончилась и мы отдыхали, вернее готовились для новых схваток. Обстановка была спокойная. И вдруг нам сообщают: мне, капитану Моторному и майору Семенюку присвоено звание Героя Советского Союза. Просто не верилось. Правда, у нас к этому времени были большие награды. Но звание Героя - это очень высоко.
 |
Сталинград - это подвиг тех, кто в тяжёлые дни и ночи отстоял этот город на Волге, разгромив фашистские полчища и тем самым положил начало коренному изменению в ходе войны. Мне, как участнику этого сражения, хочется сказать, что мы - сталинградцы гордимся, что его защищали и выстояли, одержав победу над фашизмом. Этого забыть нельзя, это не забывается и потому, что после горечи отступления, потери самых близких друзей, потери нашей территории, эта радость победы остаётся на всю жизнь, эти события переживут века. Об этом особенно надо знать нашему молодому поколению.
Из неопубликованных воспоминаний В. Н. Макарова. Часть 1. |  |
Главное меню | Новости сайта | Библиотека | О данном сайте | Обратная связь |
| © 2024 г. Советские лётчики-асы. Герои воздушных войн 1936-1953 гг. При копировании материалов данного сайта, активная ссылка на источник обязательна. |