До переднего края оказалось неблизко, и снайпер поторапливался.
Несмотря на свой маленький рост и тяжелые сапоги, шел он быстро. Томилов едва
за ним поспевал. Трыков рассказывал, как стал снайпером.
- Я на наблюдательном пункте служил. Смотрю иной раз в бинокль
и думаю: "Совсем, гады, обнаглели; ходят по нашей земле как хозяева, женщин на
окопные работы гоняют, прикладами бьют". Ну прямо сердце не выдерживает. Пойду
в снайперы, думаю. Учил меня Антонов. Вот мастер так мастер! За 700 метров в
лоб, как в копеечку. Первый раз мне здорово повезло. Лежу, притаился. Вижу -
ползут по траншее двое, у одного в руках котелок, у другого - ведро. Эге, думаю,
водички захотелось. Сейчас я вас напою. Такое зло взяло: из Берлина к Неве пить
пришли! Сердце токает так, что боюсь, как бы они на том берегу не услыхали.
Смотрю, доползли до овражка. Я - стук, и тот, что с котелком, клюнул. Второй
бросил ведро и тягу. Я ударил ему вдогонку, но от волнения, что ли, промазал.
А вы бы видели, как бежал! От меня бежал, вот что обрадовало...
Ближе к позиции Трыков замедлил шаг. Томилов злился, что под
ногами у него то сучок, то ветка сухая хрустнет. Трыков ступал легко и бесшумно.
Потом поползли. Позицию выбрали у самого берега в низине, в кустах можжевельника.
Светало. Комиссар прильнул глазами к биноклю. Обзор переднего края хороший, но
в стане врага никаких признаков жизни.
- Они ещё спят, - прошептал Трыков, - не любят рано вставать.
Бинокль, товарищ комиссар, надо замаскировать. Солнце поднимется и заиграет в
окулярах. Прикройте лопухом.
В бинокль позиции противника казались совсем рядом, протяни
руку - достать можно. Ни звука, ни человеческой тени. Во многих местах свежие
траншеи с выходом к урезу воды. Кое-где кучи камня, бревна, мотки проволоки.
Прошло часа полтора. Томилов уже стал привыкать к тишине и неподвижности.
Временами наступало дремотное состояние - сказывалась усталость. Вдруг на том
берегу что-то мелькнуло, и в тот же миг раздался выстрел. Солдат поднялся во
весь рост, медленно повернулся в сторону Невы и, нелепо взмахнув руками, рухнул
на бруствер траншеи. Томилов чуть не вскрикнул от неожиданности.
- Молодец! - сдерживая радость, прошептал он. Трыков смутился
и покраснел. На вздернутом носу блестели капельки пота.
- Сорок восьмой, - почти беззвучно произнёс он. Потом нервно
прикусил пухлую мальчишескую губу и замотал головой, не отрываясь от оптического
прицела. Томилов понял, что надо молчать.
Лежали неподвижно ещё часа два. У Томилова ныло тело, затекли
руки и ноги. Хотелось послать к чёртовой матери всю эту охоту и выползти из
проклятой низины. Трыков спокойно наблюдал за передним краем. Только теперь
понял комиссар, какой огромной выдержкой, какой силой воли должен обладать
снайпер. Терпение Томилова подошло к концу, пальцы ног, казалось, стали
деревянными. Он уже хотел предложить Трыкову вернуться в часть, когда заметил,
что убитый фашист стал медленно съезжать с бруствера. Видимо, труп стаскивали
за ноги. Потом показалась каска.
- Видишь? - спросил Томилов.
- Вижу. Проверяют, здесь ли ещё снайпер.
Каска скрылась. Через минуту она появилась в другом месте.
Трыков замер. Он напоминал опытного охотника, выжидающего появления зверя.
Томилов его не беспокоил, лежал, пошевеливая пальцами затекших ног. Решил
выдержать пытку до конца.
За мотками проволоки чуть приметно шевельнулся куст. И едва
Томилов разглядел ползущего в маскировочном халате человека, как щёлкнул новый
выстрел. Гитлеровец ткнулся головой в землю.
- Сорок девятый, - тяжело дыша, выдавил Трыков. - Этот будет
лежать до ночи...
Снайперы начали свое дело ещё в первые дни войны, но широко
развернулось их движение на Ленинградском фронте после слёта, проведённого
Военным советом фронта 22 февраля 1942 года. К тому времени и во флотских
частях имелось уже немало отлично зарекомендовавших себя снайперов. В конце
февраля мы проводили тренировочный сбор снайперов Балтийского флота. Тренировочным
он назывался потому, что в его программу входила стрельба в полигонных условиях.
Этот сбор дал новый толчок снайперскому движению на флоте. К середине июля 1942
года в одном только дивизионе Кудрявцева, например, насчитывалось уже более 50
снайперов; на передний край выходило ежедневно 15-17 пар, а ежесуточные потери
противника на этом участке составляли от 7 до 15 и более человек.
29 сентября, сообщая в Главное политуправление Военно-Морского
Флота о снайперском движении, я называл фамилии некоторых снайперов и приводил
цифру уничтоженных ими гитлеровцев. Только шестеро из них - Н. А. Булычев, И. Т.
Гулицкий, Н. П. Климашин, П. К. Посикан, И. П. Болтырев, В. А. Титов отправили
на тот свет 692 фашистских солдата и офицера. Назвав лучших, я, разумеется,
назвал далеко не всех. Нет, например, в этом списке И. П. Антонова, убившего за
время войны 369 фашистов и награждённого за это "Золотой Звездой" Героя Советского
Союза. Нет М. М. Копытова, на счету которого уже 20 ноября 1941 года было 50 уничтоженных
гитлеровцев. Нет многих других замечательных наших флотских ребят, отлично владевших
снайперской винтовкой.
"Охотников", как называли себя сами снайперы, день ото дня становилось
всё больше. "На охоту" выходили писари, коки, тыловые работники... Для их подготовки
создавались небольшие снайперские школы, которыми руководили командиры и опытные
стрелки. Снайперское движение развивалось как широкая инициатива масс. В условиях
ограниченной возможности использования штатного флотского оружия во время блокады
люди искали наиболее эффективные способы борьбы с врагом и находили их в истреблении
захватчиков из винтовки.
Смирнов Николай Константинович - "Заметки члена Военного совета" (Москва, Политиздат, 1973 г.)
|