Это было в начале июля 1942 года. Нещадно палило солнце. Где-то далеко, у самого горизонта, возвышались, подпирая небо, лиловые конусы терриконов. В пожелтевшей от зноя пыльной траве мирно стрекотали кузнечики, не подозревая, что всего лишь в километре проходит передний край войны. Один из кузнецов откуда-то сбоку шлепнулся на пыльный ботинок Ахмета.

- Храбрый какой! Хорош. На передовую надо. Сейчас все храбрые там нужны, - сказал Ахмет добродушно и как бы самому себе.

В узких щелочках его красных от бессонницы глаз загорелись весёлые искорки. Боец шевельнул носком ботинка, и кузнец опять стрельнул в траву. Всё так же щурясь, Ахмет продолжал наблюдать за кузнечиком, который повис на тонкой былинке чабреца, а потом раскачался и прыгнул на комья рыжей глины.

Мы сидим с Ахметом на бруствере свежего, только что отрытого окопа. Он протирает маслянистой, остро пахнущей тряпицей винтовочный затвор и рассказывает мне о родном Казахстане, о том, как начал воевать, а я на всякий случай делаю заметки в блокноте.

До прихода в наш 726-й стрелковый полк Ахмет был подносчиком в расчёте станкового пулемёта. Война застала его в Молдавии, где молодой боец проходил срочную службу. Там он и выпустил по врагу первую пулемётную очередь. Наводчик был убит, и Ахмету пришлось самому взяться за рукоятки "максима". Был ранен. После госпиталя оказался в учебном полку, а потом попал в нашу 395-ю стрелковую дивизию, которая сразу после формирования была брошена под Мариуполь, чтобы закрыть брешь в обороне на левом фланге Южного фронта. Остановить врага удалось только на реке Миусе.

Именно тогда, во время оборонительных боёв, по примеру донецкого шахтёра Максима Брыксина в дивизии многие стрелки стали выходить на передний край, устраивать снайперские засады. В дивизионной газете начали появляться заметки о боевых делах снайперов.

Я был тогда комсоргом полка. Комиссар Цибульков предложил комсомольцам организовать в полку свою снайперскую школу. В числе первых бойцов этой школы оказался и молодой казах Ахмет Ералиев. Невысокий, коренастый, с бронзовыми крутыми скулами и жёсткими, отливающими синевой короткими волосами, он чем-то напоминал боксёра. Не знаю, занимался ли Ералиев боксом до войны, но на фронте его снайперские удары были неотразимы.

Первый раз пошёл он "на охоту" со снайпером Александром Ипатовым. Я хорошо помню Сашу - худощавого, неторопливого, собранного парня. Весь день бойцы пролежали в одном окопе, наблюдая за противоположным берегом Миуса. Мела поземка, лицо обжигал морозный ветер. Снайперы заметили двух гитлеровцев, пробиравшихся в маскхалатах по скрытой тропе к блиндажу.

- Бей, - полушёпотом сказал Ипатов Ахмету. - Только не торопись.

Последние слова опытного снайпера заглушил сухой винтовочный выстрел. Ипатов, наблюдавший в бинокль, увидел, как первый фашист споткнулся, выпрямился и рухнул в снег. Второй пустился бежать по направлению к блиндажу, но пуля (стрелял уже Ипатов) настигла и его.

Через 2 месяца после первого выхода "на охоту" снайпер Ералиев уже имел на своём счету более полусотни истреблённых гитлеровцев. На его груди засверкала боевая медаль "За отвагу". По примеру комсомольца Ералиева в 5-й стрелковой роте стали выходить в засаду все солдаты, и роту теперь называли "снайперской". Почин подхватили воины других подразделений. Снайперы полка не позволяли врагу поднять голову. За время обороны на Миусе 5-я рота имела на боевом счету около 600 уничтоженных или выведенных из строя захватчиков. Рота эта была гордостью не только комсомольской организации, но и всей дивизии. А одного из лучших снайперов, Ахмета Ералиева, называли в полку грозой фашистов.

Весной 1942 года Ахмета вызвали в штаб фронта на слёт снайперов. Возвратился он сияющий от радости. Еще бы! Сам командующий фронтом вручил ему и ещё двум снайперам дивизии - Максиму Брыксину и Петру Фаустову - именные снайперские винтовки. Ахмет очень гордился своей "снайперкой", на ложе которой поблескивала металлическая пластинка с надписью: "Знатному снайперу А. Ералиеву от Военного Совета фронта".

Однако "опробовать" новую винтовку на Миусе Ахмету не пришлось. Вскоре дивизия в составе других частей 18-й Армии была вынуждена оставить оборонительный рубеж. Тяжело вспоминать, как покидали мы донецкие станицы, шахтёрские поселки, города. Пишу я эти строки и вижу печальные, наполненные укором и болью глаза, какими глядели нам вслед женщины, дети, старики.

И во время отступления снайперы дивизии брали на мушку перекрёстки дорог, устраивали засады на коммуникациях, уничтожали мотоциклистов-разведчиков. Немеркнущей славой покрыли себя наши снайперы в дни героической битвы за Кавказ. Мастерски используя горно-лесистую местность, они разили врага метким огнём из-за выступов камней, с верхушек деревьев, огнём в упор при отражении вражеских атак.

Чтобы представить, в каких условиях сражались защитники Кавказа, как стойко и мужественно отстаивали они каждую пядь советской земли, приведу короткую выписку из сохранившегося у меня экземпляра "Боевого пути" дивизии, составленного по штабным документам того времени:

"14 октября 1942 года в 6:00 противник силами до полутора полков при поддержке двух дивизионов артиллерии, 20 самолётов начал наступление и к 18:00 вышел двумя ротами к балке 1,5 км севернее высоты 288.2, ротой - на развилку дорог 1 км севернее Хатино, район хребет Котх 2 км юго-западнее высоты 514.2.

Исключительный героизм в этом бою проявили снайперы И. Остафейчук, истребивший из винтовки за 8 часов боя 52 фашиста, снайпер А. Ералиев - 21, снайпер В. Курка - 2".

726-й стрелковый полк, в котором служил Ахмет Ералиев, занимал оборону на склоне хребта. Пользуясь численным превосходством в живой силе и технике, гитлеровцы просочились сквозь наши боевые порядки и стали окружать штаб. Пятеро снайперов - Ипатов, Фаустов, Ералиев, Остафейчук, Семенчук, составлявшие в оборонительных боях особую группу, случайно оказались в районе штаба полка. Они и вступили в схватку с ротой вражеских автоматчиков, окружавшей штаб. В упор расстреливая наседавших гитлеровцев, пятёрка снайперов уничтожила около 30 фашистов и сорвала намерение противника обезглавить полк.

Однако вслед за автоматчиками в район расположения штаба прорвалась и вражеская пехота. Теперь гитлеровцев было не менее сотни. Пятёрка снайперов не дрогнула, смело вступила в неравный бой. Больше 3-х часов сдерживали снайперы натиск врага, сражаясь плечом к плечу со всеми, кто был способен держать в руках оружие.

Но вот подошли к концу боеприпасы. Выстрелы с нашей стороны становились всё реже, а гитлеровцы успели подтянуть миномёты и обрушили на район штаба шквальный огонь. В донесении командира потом сообщалось, что в этом бою снайперы погибли. Только один из славной пятёрки остался в живых - Иван Остафейчук. Израненный осколками мины, с разбитым прикладом снайперской винтовки, он несколько часов пробирался ползком по лесу и был потом подобран санитарами. Он и рассказал мне, как стояли насмерть снайперы, обороняя штаб полка, и как сложили головы его боевые друзья... С 14 октября 1942 года Ахмет Ералиев числился без вести пропавшим.

Фронтовики, которым довелось переживать потери боевых друзей, невзгоды и тяготы на пути к победе, поймут моё волнение, с которым подходил я к историческому музею, когда впервые приехал в столицу Казахстана по делам службы.

Ещё до поездки в Алма-Ату я рисовал в своём воображении, как подойду в музее к экспозиции, посвящённой героям боёв - казахстанцам, и увижу среди множества фотографий незнакомых фронтовиков портрет Ахмета Ералиева, а может быть, и его снайперскую винтовку с монограммой Военного совета. Ахмета, конечно, я узнаю сразу. Узнаю и скажу: "Здравствуй, Ахмет! Давно мы с тобой не виделись. Почти четверть века. А ты всё такой же. Нисколько не изменился. Хочешь, я расскажу тебе о твоих друзьях-снайперах? О твоём учителе - Максиме Брыксине? Помнишь, когда мы отступали, по полкам разлетелся слух, будто Брыксин сдался в плен? Фашисты даже листовку сбросили с фотографией его винтовки, на которой была такая же, как и на твоей, монограмма. Слух тот оказался вражеской фальшивкой. Брыксин был тяжело ранен и отправлен в глубокий тыл, куда-то за Урал. А винтовку его фашисты подобрали на поле боя и состряпали провокационную листовку. Потом Максим возвратился в строй, стал офицером. Вася Курка тоже стал лейтенантом в 17 лет и получил орден Красного Знамени. Жаль - не дожил до победы: погиб на Сандомирском плацдарме"...

О многом я хотел рассказать Ахмету. Ведь он не знает, как наши бойцы, истекая кровью, отстояли Кавказ. В батальонах тогда оставалось по 18-20 человек, но мы держали оборону и выстояли. Потом дивизия пошла вперёд, разгромила врага на Кубани, освободила Таманский полуостров и получила наименование "Таманской". Не знает Ахмет и о том, что за освобождение Житомира шахтёрская наша дивизия была награждена орденом Красного Знамени, а за взятие Бердичева - орденом Суворова. Шахтёры выполнили свою клятву: дошли до Берлина!

Стоит ли говорить, как обожгла меня обида, когда в обширной экспозиции музея не увидел я ни портрета, ни имени снайпера Ералиева. Огорчение ещё больнее кольнуло в сердце, когда я узнал от сотрудников музея, что они ничего и не слышали о таком снайпере, не слышали даже такой фамилии. Этого я никак не ожидал и потому, наверное, растерялся перед сотрудницей музея, не нашёлся сразу что сказать в ответ. Слова пришли позже.

- Как же так? Это же знаменитый снайпер Южного фронта!

Впрочем, мало ли что могло случиться? Сколько примеров, когда живые герои узнавали о том, что они - Герои, через десять, двадцать лет после войны. Ахмет был очень скромным человеком. Он, может быть, и домой ничего о себе не писал. Как же узнать, где жил Ахмет, где он родился? Через адресный стол? Но там обязательно спросят отчество, год рождения разыскиваемого. А я не знаю. Искать в степях Казахстана на такой огромной территории человека, который жил здесь 20 с лишним лет назад, зная только его имя и фамилию, - всё равно, что искать иголку в стоге сена. А найти надо. Непременно. И сделать это должен я по праву однополчанина, по долгу совести. Может быть, я и хожу по земле только потому, что он остался там, в горах Кавказа.

Я думал о том, как бы радовался Ахмет, если бы увидел огромное водохранилище в ковыльной степи Казахстана, если бы увидел этот новый город, взметнувший в небо десятки заводских труб, сотни корпусов многоэтажных зданий. Размечтавшись, я представил, как бы шли мы рядом с Ахметом по Ленинскому проспекту и вспоминали бои... Вспомнили бы, конечно, и село Есауловку, где его принимали в партию, хутор Безымянный, откуда он вышел на свою первую снайперскую "охоту". В этом хуторе я впервые понял, что такое снайпер.

В тот обычный день войны, когда на переднем крае установилось затишье, мы с комбатом капитаном Гоняевым решили потренироваться в стрельбе. Возле полуразбитого сарая комбат обнаружил под снегом кучу пустых бутылок. Их сложили сюда, видать, ещё тогда, когда и хутор, и весь Донбасс были в глубоком тылу. Тогда и бутылки были на вооружении: их везли к фронту со всех концов страны. Наполненные горючей смесью, в руках отважных истребителей танков они были страшнее пуль и гранат. Сколько сгорело фашистских танков, подожжённых этим бесхитростным оружием!

Комбат принёс штук десять пустых бутылок, поставил их в одну линию на лёд застывшего озерка перед штабной землянкой.

- А ну, комсорг, покажи пистолет. Так. Смазан отлично. Наверное, и не стрелял из него ни разу?

Капитан был прав. До этого я носил "Наган" и совсем недавно получил взамен "ТТ".

- Вот и проверим, чей лучше бьёт. Условимся: двадцать шагов, десять патронов.

Уже после первых выстрелов комбата я понял, что для меня в стеклянной шеренге мишеней не останется. Пришлось идти к сараю и выбирать из кучи осколков целые бутылки.

В азарте соревнования мы с комбатом и не заметили, как на берегу озерка, за нашими спинами, собрались "болельщики". В их числе оказались и снайперы, которые пришли на передний край, чтобы ночью отправиться "на охоту". Результат моей стрельбы был неплохим: десятью выстрелами я превратил в осколки семь бутылок. В одну, зелёную с крутыми плечиками, послал три пули, но она как заколдованная продолжала стоять на месте.

Кончив стрелять, я услышал за спиной чей-то смех. Обернулся и увидел Ахмета Ералиева. Он стоял, придерживая на плече ремень своей снайперской винтовки, и добродушно хохотал.

- Не так надо, - сказал Ахмет.

- Ну-ну, покажи, как надо, - подхватил комбат. - Посмотрим, чему вас научили в школе снайперов.

- Покажи, Ахмет. Только не подведи! - подзадоривали солдаты.

Ахмет взял мою "заколдованную" бутылку с крутыми плечиками, отнёс на противоположный берег озерка и там укрепил её в развилке обгрызанного осколками ствола старой ивы. Бутылку он положил на бок, донышком в сторону противника. Отойдя шагов на полсотню, Ахмет вскинул винтовку и выстрелил почти не целясь. Сухо щёлкнул выстрел, словно удар кнута. Бутылка осталась на месте. Теперь настала моя очередь смеяться, подковырнуть Ахмета:

- Вот это показал! Называется - снайпер!

Ахмет, однако, был невозмутим. Мне показалось, что он даже обрадовался промаху.

- Не надо смеяться. Смотреть надо.

- А чего смотреть? Вон она бутылка, целехонькая.

- Смотри, пожалуйста.

Я подбежал к иве. Пуля Ахмета прошла точно через горлышко и вышибла дно бутылки...

Припомнив этот эпизод, я отчётливо представил гудящий лес в горах Кавказа, брезентовую палатку санитарной роты, в которой лежал замотанный кровавыми бинтами снайпер Иван Остафейчук. Я держу в своей руке большую, мозолистую ладонь шахтёра и чувствую, как трудно, как больно говорить ему об оставшихся там, на хребте Котх, в районе штаба, товарищах. "Накрыло всех миномётами... Не осталось живого места..."

Мелькнула мысль, что не вернётся никогда Ахмет в родной Казахстан, и померкли передо мной краски осеннего пейзажа преображённой степи, которыми я только что любовался.

Потянулись дни ожидания. Ответ пришёл недели через две: "В связи с отсутствием в Главном управлении кадров данных о награждении Ералиева А., ваше письмо направляется для проверки по архивным документам".

Значит, я не туда обратился. Надо бы сразу написать и в архив. Пришёл и ответ из архива. "В имеющихся на хранении приказах по награждению личного состава 726 стр. полка за 1943 год и в книге учёта награждённых этого полка за 1943 г. Ералиев А. не значится. Документов указанного полка по учёту награждённых за 1941-1942 гг. на хранении в архиве МО нет".

Терпение и настойчивость - этими качествами отличался среди снайперов Ахмет Ералиев. А я написал всего одно письмо и усомнился. О Ералиеве писали в газетах, его фамилия упоминалась в сводке Совинформбюро. Не может быть, чтобы не осталось документов в архиве. Я написал начальнику архивохранилища ещё одно письмо. На этот раз ответ пришёл очень быстро. "Вторично сообщаю, что наградных листов в фонде 395-й стрелковой дивизии за 1941-1945 гг. нет. Рекомендую обратиться за справкой в отдел Главного управления кадров". В тот самый отдел, куда я уже обращался раньше...

Нет надобности перечислять, куда и сколько ещё было послано писем, запросов. Важен результат: прошло ещё полгода, и я держал в своих руках копию наградного листа Ералиева. Документ пришёл в конверте с необычным штемпелем и начинался словами: "По существу вашей просьбы, изложенной в письме в Верховный Совет, сообщаю..."

Нашёлся наградной лист! Вот она заветная графа с домашним адресом награждённого: село Баканас Алма-Атинской области. А вот и реляция - краткое описание подвига: "Сержант, снайпер-истребитель, верный сын казахского народа. В районе обороны батальона у с. Димитровка с 15 февраля по 19 апреля уничтожил 74 немецких оккупанта, в том числе 2 наблюдателей и 2 корректировщиков огня миномётных батарей противника. Несмотря на то, что плохо владеет русским языком, опыт истребления фашистов передает красноармейцам своим личным примером. Достоин правительственной награды - ордена Ленина".

А вот и заключение старших начальников - командира дивизии, Героя Советского Союза полковника Петраковского и комиссара Санюка: "Достоин правительственной награды ордена Красного Знамени". Что ж! Может быть, правильно поступило дивизионное начальство: орден Красного Знамени за 74 истреблённых фашиста - награда вполне достойная. А вот заключение Военного совета армии: "Достоин правительственной награды медали "За отвагу".

Почему только медаль? Несправедливость? А память подсказывает: да ведь здесь же ошибка! Медаль "За отвагу" Ералиев получил на Армейском слёте снайперов, который проходил в начале года: Командующий армией генерал Камков наградил тогда многих участников слёта медалями и приказал по возвращении снайперов в свои полки представить их к орденам. И даже дата подтверждает ошибку: наградной лист составлен 21 апреля, а подпись генерала помечена 17 апреля. На 4 дня раньше. Потому, что медаль уже была вручена и приказ подписан.

Жаль, что так получилось нескладно. Но теперь эту ошибку уже не исправить, её утвердила война. Будь Ахмет в живых, уверен, что и он не стал бы добиваться её исправления. Ведь не за награды проливали мы кровь, а за то, чтоб Родина была свободной.

Однако надо сообщить на родину Ахмета. Ведь по найденным документам он числился без вести пропавшим с 14 октября 1942 года. С того самого дня, когда разгорелся бой в расположении штаба. В полку считали, что Ахмет погиб, но раз не был похоронен, в документах поставили "пропал без вести".

Заказываю по междугородному телефону село Баканас.

- Сейчас я ничего не смогу ответить. Надо уточнить по картотеке. Позвоните завтра утром. Это очень интересно. Обязательно уточним, - ответил по телефону райвоенком майор Бекбосинов, когда я вкратце рассказал о судьбе снайпера.

Утром, готовясь к разговору, вернее, к его продолжению, я приготовил лист бумаги, карандаш, чтобы записывать адреса друзей и родственников Ахмета. Вот и долгожданный звонок. С волнением беру трубку.

- Баканас на линии. Говорите! - приказала телефонистка.

- Товарищ майор? Здравствуйте. Я насчёт родственников Ералиева. Удалось что-либо узнать?

- Конечно. Записывайте. Ералиев Ахмет, 1917 года рождения. Сержант. Состоит на военном учёте. Проживает в селе Коктал.

- Кто проживает - жена, дети?

- Он сам проживает.

- Ахмет Ералиев? Он жив?

- Конечно! Их было три брата: Асабек, Журюсбек и Ахмет. Двое не вернулись с войны. Ахмет вернулся. Был тяжело ранен: Алло! Вы меня слышите?

Да, я слышал голос майора и не верил своим ушам. Жив! Снайпер Ералиев жив! Наш Ахмет. Гроза фашистов. Гордость полка!

- Спасибо, товарищ майор. Мы скоро встретимся!..

А потом и от Ахмета пришло письмо: "С приветом, друг! Давно хотел написать, да не было адреса..."

Адрес, правда, Ахмет раздобыл неточный. На конверте лишь название области и микрорайона. Волновался, видать, и забыл написать название города. Но дружба фронтовая преодолевала и не такие преграды! Пришло письмо, не затерялось, хоть и плутало, судя по штемпелям, изрядно. Потом пришло второе, третье... Из них и стало известно, как сложилась судьба снайпера.

В тот самый день, когда на хребте Котх немцам удалось окружить штаб полка, Ахмет отстреливался из снайперской винтовки. Осколком мины был ранен в голову и потерял сознание. Пришёл в себя, попробовал выбраться из окопа. Закружилась голова, и снова провалился в зябытье. Второй раз пришёл в сознание уже в плену... Бесконечные странствия по концлагерям. Освободили его наши войска. Вернулся домой. С тех пор и трудится чабаном в совхозе. Вырастил двух сыновей. Старший недавно вернулся из армии, младший закончил 10-летку и работает в совхозе вместе с отцом.

Неисчерпаем заряд энергии тех, кто бился за свободу Родины в жестоких схватках, не щадя жизни. Чтобы понять и почувствовать радость однополчан, надо было видеть выражение их лиц, когда раздался чей-то возглас:

- Ералиев приехал! Глядите!

- Откуда? Где он, где? - вскочили сразу несколько человек.

Ведь в дивизии считали, что Ахмет погиб. А он - полюбуйтесь! - шагает с чемоданчиком по дорожке, ведущей к Дому культуры и улыбается небу, щебету птиц, звенящей за деревьями горной речке. А через минуту к нему бросились с объятиями все - кого знал и не знал знаменитый снайпер. Обнимались, целовались. Да где! В селе Садовом, недалеко от того места, где обороняли снайперы штаб полка.

Накануне Праздника Победы совет ветеранов дивизии разослал приглашения защитникам Кавказа приехать на встречу под Туапсе, на последний огневой рубеж. Приехали 43 ветерана со всех концов страны. Несколько тысяч километров летел и ехал бывший снайпер Ералиев. Сборы были недолгими. Показал Ахмет директору совхоза приглашение на встречу боевых друзей, и тот, не раздумывая, сказал:

- Поезжай, Ахмет-ага. На друзей погляди, себя покажи. Знают они, как храбро ты воевал с фашистами. А теперь пусть узнают, как живёшь и работаешь.

Ведь лучший снайпер фронта стал в совхозе и лучшим чабаном. Стоит Ахмет перед друзьями, будто виноватый в том, что никто ничего не знал о нём до сих пор: "Ну что ж, мол, я мог поделать, если так получилось?.."