Родилась 24 августа 1923 года в деревне Ермоловка (Милославский район Рязанской области). Вскоре семья перебралась в Ленинград, отец работал вагоновожатым трамвая, мать была домохозяйкой. Там Вера училась в школе, любила петь и плясать, участвовала в художественной самодеятельности. Как-то раз она ездила на конкурс в Москву, и её жюри премировало за выступление отрезом маркизета на платье, это тогда-то! После 9-го класса решила учиться на артистку. Но началась война, и все её планы пошли прахом. Сначала она сдала экзамены в театральную студию. И поступила. Но тут оказалось, что и театр, и студия эвакуируются в Алма-Ату. В её планы это не входило. И она устроилась на завод "Светлана", потом перешла на другой. Проработала она до конца декабря, а дальше уже сил не было на завод ходить. Вскоре была эвакуирована из блокадного города.

7 декабря 1942 года добровольно вступила в ряды Красной Армии, призвана Заельцовским РВК (города Новосибирска). Окончила Центральную женскую школу снайперской подготовки в городе Подольске (Московская область). С 15 июля 1943 года в действующей армии (153-й Армейский запасной стрелковый полк, 3-я Ударная Армия, Калининский фронт). Прошла боевой путь от Великих Лук до Берлина.

20 декабря 1943 года снайпер 3-го стрелкового батальона 64-го Гвардейского стрелкового полка (21-я Гвардейская стрелковая дивизия, 2-й Прибалтийский фронт) Гвардии ефрейтор В. И. Артамонова была представлена командованием части к первой награде за уничтожение 30 солдат и офицеров противника. Приказом № 158/н от 24 декабря 1945 года по 64-й Гвардейской стрелковой дивизии награждена медалью "За отвагу".

25 января 1944 года снайпер 2-го стрелкового батальона 64-го Гвардейского стрелкового полка (21-я Гвардейская стрелковая дивизия, 3-я Ударная Армия, 2-й Прибалтийский фронт) Гвардии ефрейтор В. И. Артамонова представлена командованием части к новой награде за отличие в боях за деревню Гатчино (Невельский район Калининской области). Приказом № 74 от 31 января 1944 года по войскам 3-й Ударной Армии награждена орденом Славы 3-й степени.

20 октября 1944 года снайпер 64-го Гвардейского стрелкового полка (21-я Гвардейская стрелковая дивизия, 3-я Ударная Армия, 2-й Прибалтийский фронт) Гвардии сержант В. И. Артамонова представлена командованием части к очередной награде за уничтожение 81 врага. Приказом № 302/н от 31 октября 1944 года по войскам 3-й Ударной Армии награждена орденом Славы 2-й степени.

15 мая 1945 года командир взвода Армейской роты девушек-снайперов (3-я Ударная Армия, 2-й Прибалтийский фронт) Гвардии младший лейтенант В. И. Артамонова представлена командованием части к последней награде за уничтожение 89 солдат и офицеров противника. Приказом № 107/н от 25 мая 1945 года по войскам 3-й Ударной Армии награждена орденом Отечественной войны 2-й степени.

Указом Президиума Верховного Совета СССР от 9 мая 1945 года Гвардии младший лейтенант В. И. Артамонова награждена медалью "За победу над Германией в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг."

С 13 сентября 1945 года Гвардии лейтенант В. И. Артамонова - в отставке. Жила и работала в Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), занималась общественной деятельностью, была членом Совета ветеранов города, проводила "Уроки мужества". 11 марта 1985 года, к 40-летию Победы в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг., награждена орденом Отечественной войны 2-й степени. Умерла 29 июля 1994 года.

Из фотоматериалов разных лет:

Из материалов прессы послевоенных лет:

Из воспоминаний В. И. Артамоновой: Вернулась я с фронта, не обойдённая наградами. Орден Отечественной войны 2-й степени, два ордена Славы, медаль "За отвагу" и другие медали, в том числе "За взятие Берлина". На моём снайперском счету - 89 уничтоженных врагов, пришедших непрошеными на нашу землю. Так что каждому ясно, как воевала... Но когда начинала под Великими Луками, конечно, не было ещё ни большого опыта, ни настоящего снайперского умения. А что было? Страстное желание мстить гитлеровцам за все беды, которые они принесли. Это во-первых. И во-вторых, жизненно важные уроки школы. В школе пришлось нелегко, потому что характер такой: похвалят - лоб в стараниях расшибу, отругают - руки опускаются. Тем не менее чувствовала: любили меня и девчата и командиры. Была я в школе редактором боевого листка, запевалой роты. Но с трудом привыкала к дисциплине: окопы рыть неохота, маршировать быстро надоедало... Однако вот ведь как получилось: на фронте мы часто вспоминали своих командиров - тепло вспоминали, добрым словом. Без их настойчивости, терпеливого к нам отношения и строгости, без уроков воинского мастерства плохими были бы мы солдатами, и, кто знает, сколько девчат выручила в трудную минуту, спасла от гибели та командирская требовательность. Однажды в школу приехало высокое начальство. Мы были в столовой, и вот идёт между столами усатый генерал (потом я узнала, что это был генерал - майор П. Н. Пронин) и расспрашивает: довольны ли питанием, нет ли жалоб? Девчата отвечают: мол, всё хорошо. И на самом деле, кормили нас вкусно и обильно. Но мне из-за того, что наголодалась в блокадном Ленинграде, не хватало еды. Я и доложила об этом: мало, товарищ генерал, не наедаюсь. Все всполошились: как? Почему? Полковник Н. Н. Кольчак даже обиделся: что ж не сказала об этом раньше командованию училища? А "мама Катя" - Е. Н. Никифорова - подошла ко мне, положила руку на плечо и всем объяснила: "Вера из Ленинграда. После блокады она ещё "не пришла в норму", а мы не предусмотрели этого обстоятельства. Впредь Артамонова будет получать добавки столько, сколько захочет..." И вот фронт. Командующий 3-й Ударной армией генерал К. Н. Галицкий приказал провести пробные стрельбы и, убедившись, что обучены мы хорошо, вручил нашей группе снайперские книжки. Начались боевые будни, которые для нас, снайперов, складывались, можно сказать, в основном из двух частей - "охоты" и отдыха. То мы попарно "охотились", то спали или ходили в гости к артиллеристам и миномётчикам, расположившимся поблизости. В те дни мы держали оборону на Птахинской высоте, была оборона долгой и трудной. Вот уже многие снайперские пары открыли боевой счёт, а мы с Ниной Лобковской всё возвращаемся с "охоты" без результатов. По 3 - 4, а иногда и по 5 - 6 снайперских пар направляли на самые опасные участки - обычно туда, где действовали вражеские снайперы. Так уж хотелось не отставать от подруг, а нам с Ниной не везло и не везло. Наконец после долгого наблюдения из тщательно замаскированного укрытия мы заметили гитлеровца. Выстрелы обеих винтовок прозвучали одновременно. Чья пуля принесла гитлеровцу смерть - неизвестно, поэтому записали его в снайперскую книжку и мне и Лобковской. Там, на Птахинской высоте, я встретила Колю Таранова. Он был похож на моего погибшего брата - это сразу привлекло к нему внимание, а потом... потом всё было как у всех влюблённых. Чувство наше было светлым и чистым, мы мечтали о будущем, о том времени, когда кончится война. Но однажды - я была на "охоте" - кто-то сообщил мне: Коля тяжело ранен. Почти 3 километра, отделявшие место "охоты" от позиции, где он был ранен, я промчалась, кажется, за несколько секунд, но Колю уже увезли. Лида Ветрова (по-моему, именно она) передала мне фотографии, оставленные Колей, а через несколько дней его друзья принесли горестную весть: нет больше твоего Таранова. Умер комсомолец из Херсона, ушла из жизни моя любовь... Были дни, которые трудно забыть, а некоторые дни и вспомнить нечем. Не всегда мы были снайперами. Иногда подносили патроны, порой шли в разведку, выполняли роль санитарок, а то и занимали места в окопах, в стрелковых ячейках. Конечно, к снайперам отношение особое, можно сказать, что нас командование берегло для особых случаев: ведь обучены такому редкому воинскому искусству. Однако боевые обстоятельства порой выдвигали свои требования. Например, при наступлении на Невель после переправы через реку Ловать мы встретили упорнейшее сопротивление врага. Слышу, кто-то кричит, обращаясь ко мне: "Сестра, иди перевяжи!" Объяснять, что я снайпер, а не медсестра? Не к чему. Поползла в ту сторону, потом побежала пригнувшись. Вижу, у пулемёта лежит раненый, а его напарник ведёт огонь - "строчит", как мы говорили. Перевязала я пулемётчика, оттащила к реке, где был пункт сбора раненых, вернулась, а тут тот, что "строчил", кричит: "Патроны кончились!" Я не знаю, где взять патроны, но пулемётчику нет до этого дела: сердится, ругается. Я вскочила, снова легла, сунулась в одну сторону, в другую. Помочь-то хочется, а как это сделать, не знаю. Наконец он всё понял, показал: "Девушка, вон там обозы". Я к обозам: "Давайте патроны". - "Бери, - отвечают мне, - сколько унесёшь". Я по недомыслию схватила сразу несколько цинковых ящиков, да уж больно они тяжёлыми оказались. По одному, по два ящика таскала к пулемёту, сколько времени прошло - не помню, и уж больше этот пулемётчик не кричал, а только произносил одно слово: "Патроны". Так было до вечера, пока наши войска окончательно не отбросили шедшего в контрнаступление врага. А под Усть-Долыссами крепко запомнилось вот что. Бой шёл с переменным успехом, людей у нас было маловато, линия обороны растянулась. И случился такой момент, когда наши солдаты подались назад, поползли, прижимаясь к земле. Я испугалась: одна ведь остаюсь. Ползти вслед за ними страшно, лежать на месте нельзя. И тут словно какая-то сила подбросила меня. Вскочила, вскинула над головой винтовку: "Куда?! Струсили? Я девчонка и то не боюсь!" Мои слова, видимо, подействовали. Сразу же несколько человек оторвались от земли, повернули навстречу врагу с криками "Бей гадов! Ура!". За нами другие. Началась атака, стремительная, неудержимая. Потом бойцы шумно восхищались мной, благодарили и поздравляли. А я не могла признаться, что на самом деле тоже боялась. Боялась с первого дня пребывания на фронте. Не смерти, нет, а того, что вдруг ногу оторвёт, - и как же я после войны буду носить туфли на высоких каблуках? И смех и грех, как говорится. В тот день я поняла: страх преодолим. О страхе забываешь, когда в душе рождается протест против трусости - собственной или трусости товарищей... И речку Великую мне не забыть. Там погибла Галя Кочеткова. И там я отважилась на то, на что прежде бы не решилась. На нейтральной полосе остались 2 наших танка. Заместитель командира полка по политчасти подполковник Козлов сказал: "В танках, может быть, люди ещё живы. Им нужна помощь, кто пойдёт?". И так мне стало жалко этих танкистов, что, опередив всех, бросилась к замполиту: "Можно я?". И, не расставаясь со снайперской винтовкой, потихоньку доползла до танка, полежала у гусеницы, отдышалась, затем стучу по броне: мол, откликнитесь, если живы. Молчат. Я приподнялась, стала открывать люк, а он тяжёлый. Наконец забралась в машину. Один танкист лежит на пустых гильзах - мёртвый, другой - командир, с лейтенантскими погонами, откинулся назад, а у него и на лице, и на голове, и на гимнастёрке кровь, но дышит. Я крови боюсь, хоть и собиралась стать медиком, да и опасаюсь, что вот-вот ударит по танку немецкий снаряд и мы загоримся, но надо ведь помочь лейтенанту. "Надо! Терпи! Борись со своим страхом!" - уговариваю я себя, а сама перевязываю командира танка. Он очнулся. "Спасибо, медсестра. Туже, туже, мне не больно". - "Я снайпер". - "Ну?! Откуда родом?" - "Из Рязани, а последние годы в Ленинграде жила". - "Досталось вам там". - "Было..." Начала я его подтаскивать к люку, выбрались мы на белый свет, и поползла я с лейтенантом к своим. Он ещё в танке сказал: "Я вас найду". Так все раненые говорят (а мне довелось вынести с поля боя около 40 раненых), да как найдёшь, когда сегодня ты тут, а завтра там. Но однажды стояли мы на отдыхе, и слышу я за палаткой возглас: "Рязань, на выход!" Аня Носова, она тоже родом из Рязани, выбежала, однако вскоре вернулась: "Тебя, Вера!". Нашёл меня всё-таки благодарный танкист. А ещё была небольшая заметка в газете. По-моему, там же, на речке Великой, когда мы её форсировали, у нас в батальоне осталось совсем немного бойцов. Закрепились на опушке леса. Перед нами ложбина, за нею враг. Фашисты, поняв по редким выстрелам, что батальон обезлюдел, обнаглели и пошли в атаку. Отбили мы её. И снова атака, а нас всё меньше и меньше. Говорят, 19 атак отразили мы. Я сама не считала, но знаю - много их было. Под конец, как увижу фашистскую цепь, плачу: сил уже нет, а держаться надо. И ведь выдержали. "Дивизионка" напечатала заметку и обо мне. Называлась она "Рождение храбрости". Начались атаки с утра. Противник стремится уничтожить нас или хотя бы оттеснить назад, за речку, а мы ни с места. Стреляли все, кто мог держать в руках оружие. Радист (фамилию его забыла) и тот стрелял из автомата. Володя Стариков, разведчик, вёл огонь из 3-х автоматов - положил их на бруствер в разных местах и бегал от одного к другому, чтобы создать впечатление: мол, нас много. Командир батальона лёг к пулемёту, потому что пулемётчика убило. Скажу так: некогда было бояться. Да и как я могла струсить, когда вокруг такие смелые, отважные и упорные люди? Человек, по-моему, рождается дважды. Второй раз тогда, когда в особых, экстремальных, как сейчас любят говорить, обстоятельствах преодолевает себя - свою лень, слабость духа, безволие или корысть. И тут лучшая помощь, опора и надежда - товарищи. На всю жизнь остались у меня в моём сердце боевые мои товарищи и подруги. (Из материалов сборника - "Рождённая войной".  Москва. Издательство "Молодая гвардия", 1985 год.)

Главное меню  |  Новости сайта  |  Обратная связь  |  Фотографии  |  Приложения

© 2024 г.  Советские снайперы Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.       При копировании материалов данного сайта, активная ссылка на источник обязательна !